Одной рукой в кружевной перчатке без пальцев Стефа поддерживала длинный шлейф платья, с другой свешивался полураскрытый веер из черных страусиных перьев.
На безымянном пальце правой руки поблескивал перстенек с жемчужиной. Из-под ниспадавших мягко волн платья высовывался кончик розовой туфельки.
Она выглядела задумавшейся, невероятно пленительной. Губы ее, казалось, шепчут что-то.
Огромные темно-фиолетовые глаза в обрамлении темных ресниц были словно две звезды, они смотрели мечтательно, полные жизни, искрящиеся весельем. Изящно выгнутые брови и необычайно длинные ресницы словно бы подрагивали в шаловливой улыбке.
Достоинство, задумчивость и некая духовная зрелость, видневшаяся в глубинах ее глаз, составляли решительный контраст с юной веселостью, сквозившей в ее фигуре.
Ясный лоб, обрамленный темно-золотистыми локонами, светился умом. Черты лица и уголки маленьких губ выдавали нежную, впечатлительную натуру. Приподнятые брови — горячий темперамент.
Художник встречал Стефу в Варшаве. Девушка заинтересовала его как мастера кисти, и он сделал в альбоме несколько набросков ее головки. Это помогло ему потом наилучшим образом передать ее внутреннюю сущность и характер.
Стефа жила.
Ее фигура, словно распространявшая на весь зал дыхание утренней зари, была полной противоположностью Габриэле де Бурбон.
Она озаряла зал, как цветущая ветка белой акации озаряет величественные, но мрачные лиственницы.
— Кто это? Кто? — зашептались удивленные пращуры.
Мертвые глаза портретов уставились на чудесное видение, на край полотна возле широкой резной рамы из красного дерева с бронзовой оковкой.
Там была надпись:
«Светлой памяти Стефания Рудецкая, невеста Вальдемара Михоровского, двенадцатого майората Глембовичей.
Она преждевременно угасла, отравленная фанатизмом представителей высших кругов.
Но жить в этих кругах она будет вечно».
В этих словах звучали трагедия и угроза.
Портреты встрепенулись. Дрожь стыда за живущее поколение пробежала по ним.
Они застыли безжизненно.
Майорат встал, выпрямился, отступил назад и долго смотрел на Стефу затуманенным взором. Потом сказал громко:
— Она будет жить среди нас вечно!
Ответом ему было лишь глухое молчание.
Вальдемар тяжело опустился на канапе, устремил на Стефу бесконечно печальный взгляд, потом посмотрел на свою руку.
На пальцах у него поблескивали два обручальных кольца — перстенек Стефы с жемчужиной и огромный бриллиант Михоровских.
В замке стояла глухая тишина, словно счастье навсегда умерло в нем.
