Производство пространства - [60]
Итак, можно поставить следующие вполне корректные вопросы: «Обладают ли значениями пространства, оформленные благодаря социально-практической деятельности, – пейзажи, памятники, постройки? Может ли пространство, занимаемое одной социальной группой или несколькими группами, считаться сообщением? Следует ли понимать произведение (архитектурное или урбанистическое) как примечательный случай средства массовой информации? Может ли социальное пространство быть осмыслено как язык, как речь, относящаяся к определенной практике – чтению-письму?»
На первый вопрос следует ответить: «Да». Это ясно. Второй вопрос требует двоякого ответа: «И да и нет». Любое пространство содержит в себе сообщение; но сводится ли оно к этому сообщению? Не предполагает ли оно чего-то иного, нежели речь, иных функций, форм, структур? Это надо будет тщательно изучить. Что же до третьего вопроса, то ответ на него предполагает весьма существенные оговорки, которые мы ниже рассмотрим подробнее.
Знание языка и знаковых систем (вербальных и невербальных), бесспорно, не будет лишним при изучении пространства. Раньше каждый фрагмент или элемент пространства рассматривался преимущественно по отдельности, в своей связи с прошлым, то есть этимологически. Сегодня изучают ансамбли, конфигурации и текстуры. Причем за счет предельного формализма, фетишизируя когерентность в науке и связность в практике: за счет логологии.
Некоторые даже утверждают, что речь и мысль не «хотят» высказать ничего, кроме самих себя. Что приводит нас не к истине, но к наличию «смысла», «текстуального», и только «текстуального» труда. Но здесь вмешивается теория пространства. Любой язык пребывает в пространстве. Любой дискурс говорит нечто о пространстве (тех или иных местах или совокупностях мест); любой дискурс говорит о пространстве. Следует различать дискурс в пространстве, дискурс о пространстве и дискурс пространства. Иначе говоря, язык и пространство связаны более или менее неизученными отношениями. Скорее всего, истинного пространства (в отличие от того, что утверждала классическая философия и что утверждает ее продолжательница, эпистемология, со своим понятием «научности»). Но, вне всякого сомнения, существует истина пространства, которая включает в себя развивающуюся критическую теорию, но не сводится к ней. Человеческие существа (зачем говорить «человек»?) не могут быть изъяты в пространстве и из пространства, не позволяют себя из него исключить.
Дискурс без того, что он замечает применительно к пространству, – всего лишь тщета, болтовня. Аналогию между теорией пространства (его производства) и теорией языка (его производства) можно помыслить лишь в определенных рамках. Теория пространства описывает и анализирует различные текстуры. Как мы увидим, прямое (прямая линия) и кривое (кривая линия), сетка квадратов (шахматная доска) и концентрические круги (центр/периферия) суть скорее формы и структуры, нежели текстуры. Производство пространства завладевает этими структурами и включает их в разнообразные множества (текстуры). Слово текстуры подразумевает смысл, но для кого? Для любого «читателя»? Нет. Для того, кто живет и действует в рассматриваемом пространстве, для телесного «субъекта», иногда «коллективного». Для такого «субъекта» расположение форм и структур отвечает функциям целого. Пробелы (отсутствия-присутствия), поля, а значит, сети и пролеты имеют переживаемый смысл, который мы должны, не нарушив, вывести в область осознанного.
Попробуем довести наш опрос до конца. На сегодняшний день во Франции и в других странах в спорах различных школ сплетаются и противостоят друг другу две философии и две теории языка:
a) С точки зрения первого направления ни один знак не существует изолированно; следовательно, важнее всего взаимосвязь и сцепление знаков; только в конкатенации и благодаря ей знак обладает значением. Знак высится в центре каждой науки и даже научной теории (семиологии, семиотики). Язык, носитель познания, оставляет место познанию языка, абсолютному знанию. «Субъект» (неизвестный или неузнанный) языка обретает свою достоверность лишь в качестве субъекта знания, через познание языка как такового.
Таким образом, познание выдвигает на передний план методическое изучение знаковых цепочек. Отталкиваясь от знаков языка, оно распространится на все, что несет значения и смыслы: изображения, звуки и пр. Знание выстраивает ментальное пространство, в котором и помещается, не делая, по существу, различий между сочленениями знаков, слов, предметов, понятий. Тем самым лингвистика создает некую ауру достоверности, которая постепенно занимает и завоевывает все новые территории. В ней заложена квинтэссенция знания, принцип абсолютного знания; она указывает порядок присоединения этих территорий. То есть знание покоится на прочном фундаменте, к которому добавляются последовательные расширения – эпистемология (чей предмет на самом деле состоит в уже полученном знании и языке этого знания), семиология (занимающаяся системой невербальных символов и т. д.). В такой перспективе языком является все: музыка, живопись, архитектура. Пространство, сведенное к знакам, к знаковым множествам, входит в сферу знания. А постепенно – и все предметы в пространстве!
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.
Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.