Произведения - [30]
А ещё раз — это недавно совсем. Сюда вот уезжала, меня Николай Семёнович — машинист наш — на вокзале принародно поцеловал. Я ему сказала, что ладно, выйду за него. Так это он от радости. Он, правда, старше меня, но очень хороший — добрый, серьёзный, самостоятельный… Господи, как хорошо, что я поехала сюда, тебя вот встретила! А то ведь могла бы взаправду за Николая Семёновича выйти… Витя, ты не спишь? Скажи, а у тебя была когда-нибудь женщина? Кроме меня?
Он хотел ответить твёрдо отрицательно, но вдруг почувствовал, что язык не подчиняется ему и произносит что-то совсем не то:
— Да, знаешь, жизнь ведь — она штука сложная.
— Да ты не думай, я не обвиняю тебя ни в чем. Семь лет — не шутка. Я знаю: ты искал меня. Но это судьба нам такая жестокая выпала. Всё одно к одному: смерть тёти, потом твоё путешествие, а тут и я из дому уехала. Как же ты мог найти меня, когда даже мама не знала, где я?
Ого, — удивился он, — глубок, однако, конфликт отцов и детей, коль даже эту простоту задел!
— Я ведь и в проводницы пошла, чтобы тебя найти. Специально по разным маршрутам ездила, всё тебя высматривала. И вот интересно: в поезде тебя не искала, а на вокзалах. Всё казалось: гляну как-нибудь на станции какой захудалой, маленькой, а ты стоишь. Во сне редко какую ночь это не видела. А оно вот на самом-то деле как вышло. Но, если разобраться, всё равно моё предчувствие сбылось. Если бы я в проводницы не пошла, то и в техникум железнодорожный не поступила бы, а значит и на станции не стала бы работать и путёвку бы мне сюда не дали…
— Алло! Привет, старик! Ошибаешься — не так уж плохо. Жизнь неожиданно подбросила одну пташку. Нет, ни с чем не сравнима, сверхоригинальна. Стиль — суперпростота. Непробиваемый наив. Лубок или даже, скорее, детский рисунок. Из тех, кто в первую встречу спрашивает: "Ты меня любишь?" А во вторую: "Ты на мне женишься?". Нет, меня не спрашивает — это просто само собой разумеется. Дело в том, что пташка-то уже подстрелена. Мной. Вспомни: семь лет назад, Сибирь, Красноярский край. Ты — в самом Красноярске, Столбы в фас и профиль срисовываешь. А я в какой-то допотопной деревушке без названия. На мой крик о спасении ты присылаешь телеграмму про умирающую тётю… Знаю, что бессчётно, и всё же с тётей было лишь однажды. Ну ничего, я и сам-то еле вспомнил.
Так вот, представь: любит до гроба, искала по всему свету. Естественно, предполагается, что я — тоже. Словом, не соскучишься. Могу гарантировать вам потрясающий отчёт в деталях. Запаситесь сердечными каплями. Ведь смех без меры — он тоже опасен. Ну, бывай!
Сложившаяся ситуация была настолько неправдоподобно-забавной, что он был просто в восторге. Ему доставляло удовольствие изображать из себя самоё покорность и видеть, как она принимает всё за чистую монету. Дело дошло до того, что Чижик, прочитав длинную лекцию о вреде алкоголя (даже — она слышала по телевизору — виноградного вина), решительно ограничила его в питие. Он безропотно следовал за ней всюду, открывая для себя кафе-мороженые и пирожковые. Она рекомендовала ему "страшно интересные книжки", сокрушалась, что он пропустил "массу потрясающих фильмов", просвещала, какие песни сейчас в моде. Что же касается самой, то мода категорически обошла её стороной. Как-то на пляже она прервала его на полуслове и обратила свой слух в сторону постоянно орущего, ненавистного ему громкоговорителя.
Ты не стой, не стой у окон моих,
Я не пойду с тобой: ты провожал других –
убеждал кого-то сильный девичий голос. Слова эти сразили его наповал. Господи, возможно ли?! Конец двадцатого века — и вдруг такой наив! Да, вот это — в стиле Чижика.
Он всё время помнил, что скоро приедет Эмма и комедию придётся кончать. А жаль. Чрезвычайно забавно!
— Послушай, Чижик, сколько тебе лет?
— Уже двадцать три.
— Постой, это что же выходит, семь лет назад тебе было…
— Почти семнадцать.
Он даже похолодел и ещё раз поблагодарил судьбу и мифическую тётю, которая так вовремя отдала Богу душу. Ведь запросто мог бы влипнуть в историю, прямо скажем, не самую приятную.
— Ты тогда вроде в десятый перешла?
— Ага, только я потом его в шэрээме закончила,
— Где?
— В школе рабочей молодежи.
— А что у тебя тогда за конфликт с родителями вышел? Чего это вдруг из дому-то уехала?
— Была причина, — она отодвинулась и сжалась.
Он уже понял, что о доме с ней лучше не заговаривать. Есть какая-то закавыка. Письма от матери приходят почти каждый день и всякий раз она хватает их так, будто век не получала. А читает, только когда его нет рядом.
— Стас! Уступлю песню за бутылку коньяка. Нет, не Высоцкий. Народное творчество. Ошибаешься — вполне даже цензурно. Разучи там с нашими дамами. Исполняется сольно. Диктую, записывай…
Ну как — потрясно? "Не стой у окон моих…" Восторг! Итак, коньяк — по возвращении. Чем занимаюсь? Как тебе сказать — в основном приобщаюсь к культуре. Навёрстываю упущенное. В кинематографе открываю для себя индийские фильмы. Знаешь, душевные очень. Чувств — на три платка за сеанс. Цирк уже был. Шпагоглотатель поразил в самое сердце. Изучаем также местные памятники культуры, из коих самый значительный — "Девушка с веслом". Систематически имеем душеспасительные беседы. Например, думал ли я за последние семь лет о ком-нибудь, кроме неё. Покаялся, что было однажды — подумал про Софи Лорен. Но потом усовестился и стал думать исключительно только про неё…
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.