Произведения 1885-1902 гг - [169]

Критик реакционного «Русского вестника» Ю. Елагин, не отрицая реализма повести, упрекал автора за односторонность, искажающую действительность. По его мнению, писатель изменил принципам собственного творчества и создал произведение в духе западных реалистов. «И пусть граф Толстой, — писал критик, — отрекается от самим им созданных прекрасных образов, пусть он вместе с Мефистофелем признает их «бредом наяву», а мы все-таки ему не поверим, мы все-таки знаем, что жили на свете Кити и Левин и что они любили друг друга любовью чистою и прекрасною» («Русский вестник», 1891, № 2, с. 340).

Н. К. Михайловский в заметках о повести, публиковавшихся в ряде номеров журнала «Русская мысль» за 1891–1892 годы, не разделяя философии Толстого, высоко оценивает его как художника. Критик выступал против отождествления взглядов автора и героя «Крейцеровой сонаты». При этом он обращал внимание на отсутствие в произведении авторских «указаний», позволяющих дать четкое разделение двух позиций: героя и писателя.

«Крейцерова соната» есть во всяком случае художественное произведение, а Позднышев — художественный образ. В какой мере автор вложил ему в уста свои собственные убеждения и в какой мере эти убеждения видоизменяются тем особенным положением, в которое Позднышев поставлен фабулой повести, об этом можно только догадываться» (Н. К. Михайловский. Литература и жизнь. (Письма о разных разностях). СПб., 1892, с. 81).

Другой критик «Русской мысли», М. Протопопов, в статье «Психологический вопрос. (По поводу повести Льва Толстого «Крейцерова соната»)» правильно указал на двойственность героя, разрываемого самыми противоречивыми побуждениями: «Вся беда Позднышева в том, что он человек не цельный, а половинчатый…» («Русская мысль», 1891, № 8, с. 139). Однако это верное наблюдение не помешало М. Протопопову приписать все мысли героя автору повести.

Сразу же по прочтении повести, А. П. Чехов писал А. Н. Плещееву: «… едва ли можно найти что-нибудь равносильное по важности замысла и красоте исполнения. Не говоря уж о художественных достоинствах, которые местами поразительны, спасибо повести за одно то, что она до крайности возбуждает мысль. Читая ее, едва удерживаешься, чтобы не крикнуть: «Это правда!» или «Это нелепо!» (А. П. Чехов. Полн. собр. соч. и писем в 30-ти томах. Письма, т. 4. М., 1976, с. 18). Спустя некоторое время, он уже сдержаннее отозвался о повести: «До поездки <на Сахалин> «Крейцерова соната» была для меня событием, а теперь она мне смешна и кажется бестолковой…» (там же, с. 147).

В тексте, в том месте главы XXIII, где рассказывается о начале исполнения «Крейцеровой сонаты», учтено исправление, сделанное С. А. Толстой в соответствии с последовательностью вступления инструментов: начинает скрипка и только через несколько тактов вступает рояль (см.: «Литературное наследство», т. 69, ни. 2. М., 1961, с. 452).

Послесловие к «Крейцеровой сонате». — Впервые опубликовано вместе с повестью в изд.: «Сочинения гр. Л. Н. Толстого», ч. 13. «Произведения последних годов». М., 1891. Первая редакция «Послесловия» датирована 6 декабря 1889 года. Начало работы над ним относится, по-видимому, к концу октября 1889 года. 1 ноября в ответ на письмо В. Г. Черткова с советом дать «в какой-нибудь форме… более всестороннее освещение вопроса» Толстой сообщает: «Я даже начал писать послесловие, ответ на вопрос: что думает сам автор о предмете рассказа. Я бы желал написать это. Как бог даст» (т. 86, с. 271). Таким образом, «Послесловие», начатое еще до того, как писатель стал получать от читателей письма с просьбами разъяснить повесть (см.: Л. Д. Опульская. Л. Н. Толстой. Материалы к биографии с 1886 по 1892 год, с. 202), закончено было в апреле

1890 года. Оно, как и повесть, еще до напечатания распространилось в списках. Толстой писал о «Послесловии»: «Я не то, что доволен послесловием. И форма изложения, и порядок, и мера — все неверно, но мысли, высказанные там, верны, искренни, и я с величайшим напряжением и радостью открывал их» (т. 87, с. 24).

Предполагалось печатать «Послесловие» в журн. «Вопросы философии и психологии», но по документам Московского цензурного комитета очевидно, что из Петербурга последовало запрещение.

В июне 1890 года молодой И. А. Бунин, пораженный «Послесловием», послал Толстому свое первое письмо и просил разрешения приехать в Ясную Поляну («Новый мир», 1956, № 10, с. 197).

Чехов критически оценивал «Послесловие», сравнивая его с «Выбранными местами из переписки с друзьями» Гоголя. Он писал: «Убейте меня, но это глупее и душнее, чем «Письма к губернаторше», которые я презираю… Диоген плевал в бороды, зная, что ему за это ничего не будет; Толстой ругает докторов мерзавцами и невежничает с великими вопросами, потому что он тот же Диоген, которого в участок не поведешь и в газетах не выругаешь. Итак, к черту философию великих мира сего! Она вся, со всеми юродивыми послесловиями и письмами к губернаторше, не стоит одной кобылки из «Холстомера» (А. П. Чехов. Полн. собр. соч. и писем в 30-ти томах. Письма, т. 4. М., 1976, с. 270).

Дьявол.