Происшествие на хуторе аль-Миниси - [29]

— Смотри, чтобы Занати не узнал. Он парень шальной, может что угодно натворить.

Увидев в тот день Сабрин, Абд ас-Саттар почувствовал смятение. Он понял, что Сабрин — неотделимая часть его самого, и что бы ни сделала, она все равно ему дороже всех. Направляясь вечером в контору за винтовкой, он повторял про себя: «Так, значит, ей суждено. Что же она могла поделать!»

Бродя ночью вокруг хутора, он удивлялся собственному отношению к происшедшему. Ему бы следовало убить Сабрин и смыть позор кровью, а он любит ее больше всех на свете.

На следующий день, под вечер, Абд ас-Саттар робко направился к дому хаджи. Он колебался, не знал, с чего начать разговор, какими словами сообщить хаджи о случившемся. Хаджи аль-Миниси сидел в плетеном кресле возле дома.

— Салям алейком, отец хаджи.

Хаджи ответил. Наступило тягостное молчание. Абд ас-Саттар переминался с ноги на ногу, ожидая, когда разойдутся окружавшие хаджи хуторяне. Еще утром у него было намерение убить Сафвата. Но, посоветовавшись с Ситтухум, он решил поставить в известность обо всем хаджи Хабатуллу. С той минуты чувство стыда и униженности не покидало его.

— Я хочу, отец хаджи, поговорить с тобой.

Хаджи удивленно вскинул брови.

— Я тоже, хотел с тобой поговорить, да все забывал.

Разве о таких делах забывают, хозяин! Абд ас-Саттар недоумевал. Неужели хаджи знает? Хаджи Хабатулла поднялся, отвел караульщика в сторону, за навес для хлопка. Абд ас-Саттар мучался, не зная, что сказать, облизывал пересохшие губы. Хаджи жестом остановил его:

— Не говори ничего. Я все знаю и понимаю твои чувства. Чего ты хочешь?

— Я ничего не хочу, отец хаджи. Моя дочь — твоя дочь. Поступай как знаешь.

Махнув огромной ладонью, хаджи сказал:

— Ладно, я поговорю с доктором в Этай аль-Баруде. Не беспокойся, все будет в порядке.

Душа и сердце Абд ас-Саттара противятся этим словам, говорят: нет. Хаджи положил руку на плечо караульщика.

— Я тебя не обижу. Дам сколько нужно. Понимаешь? Я поговорю с доктором и тогда скажу тебе, куда идти.

Ослабевшим голосом Абд ас-Саттар ответил:

— Только не в субботу, не в базарный день.

Хаджи немного подумал, посчитал дни на пальцах.

— Четверг подходит?

И не дожидаясь ответа:

— Значит, решено, в четверг. И обождешь меня у маркяза[39]. Ну, прощай пока.

Сидя в автобусе рядом с Сабрин, Абд ас-Саттар поглядывал на нее краешком глаза. Она плакала.

— Ты что, дочка, не плачь.

Она пыталась что-то сказать, но только всхлипывала и судорожно прижимала к груди руки.

В Этай аль-Баруде все совершилось очень быстро. Из операционной, пахнувшей хлороформом, вышел врач. Хаджи Хабатулла велел Абд ас-Саттару дождаться, когда Сабрин придет в себя, и возвращаться одним на хутор. Сам сел в такси и, прежде чем захлопнуть дверцу, подозвал караульщика:

— Поди сюда.

Абд ас-Саттар до самой смерти своей не забудет этой минуты. Он подошел к такси, и хаджи протянул ему пачку денег.

— Вот возьми.

Деньги пахли, как новое праздничное платье. Он не сразу сообразил, что держит в руках деньги. И не почувствовал никакой радости. Мелькнула мысль, что он продал Сабрин, продал душу — и вот цена. Лучше бы Сабрин умерла. Лучше бы ему самому провалиться сквозь землю. Он до мельчайших подробностей запомнил это мгновение: продавец газет выкрикивал где-то рядом: «Аль-Ахрам», «Аль-Ахбар», «Аль-Гумхурия»![40] Торговец фруктами зазывал покупателей. Полицейский провел по направлению к железнодорожной станции группу молодых парней. Такси тронулось. А Абд ас-Саттар стоял, сжимая в кулаке деньги — цену собственной души.

Вернулся к Сабрин, сел рядом с кроватью. Когда она очнулась, вывел ее на улицу. Она еще плохо осознавала, что произошло. И до конца своих дней не забудет Абд ас-Саттар сочувственных взглядов доктора и санитара, провожавших их до дверей, неловко пытавшихся говорить что-то утешительное.

— Выздоравливай, Сабрин.

Абд ас-Саттару чудился в этих словах отголосок разговоров, возникающих обычно на хуторе, если какую-то женщину застанут с парнем в кукурузе. В этих словах был позор и стыд.

Возле дома их встретил Занати. Увидев Сабрин, растерялся — не ожидал, что она вернется. Позже Занати подглядел, как мать прятала в сундук пачку денег — он учуял их запах издалека. Понял, что от него что-то скрывают. Спросил мать:

— Зачем они ездили?

— Да так…

— Она вернулась… Я думал…

— Что ты думал?

— Что он убьет ее.

— Упаси тебя господи думать о таких вещах.

Громко, чтобы услышала Сабрин, Занати сказал:

— Так нужно. Сабрин должна умереть.

Каждое утро Ситтухум открывает сундук, разглядывает зеленые бумажки, пересчитывает их. Абд ас-Саттар привез из Этай аль-Баруда пятьдесят фунтов. Такой суммы они никогда в жизни не держали в руках. Абд ас-Саттару и Ситтухум горько оттого, что, получив эти деньги, они потеряли обоих своих детей разом. Занати не спит по ночам, сидит и упорно думает о чем-то до рассвета. Утром уходит в поле на целый день. Вечером не садится с ними ужинать. А Сабрин плачет беспрерывно, не показывается на глаза ни отцу, ни брату. Терзается своим горем, сидя в одиночестве наверху.

Тогда, после встречи с Сафватом аль-Миниси на сеновале, Сабрин поначалу ничего не замечала. Потом стал расти живот. Она принимала меры, известные ей из разговоров женщин, но все было напрасно. Лицо ее побледнело, осунулось, губы распухли, нос заострился. Наконец мать заподозрила неладное. Однажды утром, когда они остались дома вдвоем, спросила: