Происхождение скотоводства - [105]

Связь холощения с плужным земледелием была показана В. И. Цалкиным на археологических материалах: в Восточной Европе в позднем бронзовом и раннем железном веках волы составляли высокий процент в культурах развитого плужного земледелия, тогда как в лесной полосе, где обитали мотыжные земледельцы, волов встречалось мало [350, с. 24, 80, 81]. Однако отмеченная связь не была жесткой. Во-первых, из того же примера видно, что мотыжные земледельцы все же имели волов. Во-вторых, широко известный факт холощения боровов в Океании также призывает к более осторожному подходу. Кроме того, и нуэры холостят быков, не зная их транспортного использования [566, с. 33].

Наличие техники кастрации в дописьменный период может быть установлено только по остеологическим материалам, однако методика таких определений разработана еще слабо. Поэтому правомерность отнесения времени возникновения этой техники к раннему неолиту [819, с. 37] оспаривается рядом специалистов [351, с. 150]. Более достоверны данные о кастрации быков и даже баранов (например, в Бундзё) в позднем неолите — энеолите Европы V–III (IV–III) тысячелетий до н. э. (культуры гумельница, сэлькуца, воронковидных кубков, альтхейм, райниоклектон) [148, с. 133; 351, с. 77, 145; 819, с. 61, 86, 97]. Возникновение техники кастрации было шагом к началу использования домашних животных в качестве тягловой силы. Недаром широкое распространение волы получили у плужных земледельцев позднего бронзового и раннего железного века.

Использование скота под вьюк появилось, видимо, довольно рано. К сожалению, древнейшие свидетельства этого в виде изображений вьючных животных относятся к довольно позднему времени. В III тысячелетии до н. э. в Месопотамии для этих целей держали прирученных онагров, или ослов [1057, с. 367 и сл.], в Египте — ослов [286, с. 56; 563, II, с. 393]. Кроме того, в обоих районах в III–II тысячелетиях до н. э. вьючным животным служил также бык, подобно тому, как его и ныне используют некоторые народы Африки [448, с. 24, 25; 935, с. 111]. Изображения быков, навьюченных бурдюками с водой, зафиксированы в «скотоводческий период» в Тассили [757, с. 102]. Любопытные исследования были проведены рядом остеологов, отметивших некоторые патологические изменения костей крупного рогатого скота, причиной которых могла послужить непосильная нагрузка в молодом возрасте. Такая картина была зафиксирована для культуры вэдастра среднего неолита Румынии [598, с. 454–460] и для раннескотоводческой культуры Южной Индии [395, с. 411]. В обоих случаях речь, очевидно, должна идти именно о вьючном использовании животных, поскольку никаких данных о запряжке волов в повозку или в плуг в эти периоды ни на территории Румынии, ни в Южной Индии нет.

Несмотря на отсутствие археологических свидетельств, самыми ранними вьючными животными следует все же считать коз и овец. Народы Восточного Кашмира до сих пор перевозят грузы на козах [448, с. 19], а народы Западного Тибета — на козах и овцах [418, с. 116; 647, с. 84]. Бараны могут нести до 15 кг груза (но в среднем 9—11 кг) и развивать скорость до 15 км/час. Нет оснований отвергать возможность такого же применения мускульной силы коз и овец в далеком прошлом, хотя оно вряд ли могло стать достаточной основой для возникновения кочевничества и даже полукочевничества.

Вероятно, древнейшая функция скота в земледелии состояла в разрыхлении почвы и втаптывании семян в землю. Во всяком случае, изображение стада быков за этим занятием известно в Месопотамии в конце IV тысячелетия до н. э. [1057, с. 218]. В III тысячелетии до н. э. скот (мелкий и крупный рогатый, а также мулы и онагры, или ослы) и в Месопотамии и в Египте использовался также в молотьбе и в перевозках грузов [286, с. 55, 56; 916, с. 376; 451, с. 72, 73]. Кроме того, выгон скота на сжатое поле повышал плодородие почвы.

О появлении плужного земледелия существует много противоречивых гипотез. Здесь не место останавливаться на них подробно, однако следует отметить, что мнение о наличии в неолитической Европе и древней Восточной Азии плугов с «каменными лемехами» не подтвердилось в свете новых исследований [290, с. 237–240; 170, с. 147–153]. По предположению А. Салонена и некоторых других специалистов [916, с. 27–29; 290, с. 117; 170, с. 52, 53; 723, с. 41], в Месопотамии плуг появился ранее рубежа IV–III тысячелетий до н. э., так как термин для него обнаруживает связь с языком дошумерского населения, обитавшего здесь до второй половины IV тысячелетия до н. э. В Египте пахотные орудия фиксируются со времени правления II–III династий [170, с. 53]. Не совсем ясен вопрос о появлении пахотных орудий на Кавказе. Предположение о знакомстве с ними в Закавказье и Центральном Кавказе в III тысячелетии до н. э., ибо там в этот период уже имелись повозки [167, с. 8—10; 170, с. 51], звучит малоубедительно. Ведь если, как предполагается, повозка действительно связана своим происхождением с плугом, то это справедливо лишь для первичного очага ее возникновения. Во вторичные очаги повозка могла распространяться и до введения плужного земледелия. На Северном Кавказе плуг отсутствовал и во II тысячелетии до н. э. [210, с. 134]. Правда, в Закавказье на одном из поселений III тысячелетия до н. э. было обнаружено будто бы пахотное роговое орудие [236, с. 379], однако детальный анализ роговых орудий, проведенный Ю. А. Красновым, заставляет отвергнуть гипотезу об их применении в качестве рал [170, с. 157, 158].