Происхождение Каббалы - [138]

В сочинениях Эзры и Нахманида не упоминаются каббалистические концепции круга Ийюн. То, что эти концепции, однако, утвердились в Испании, тем не менее, следует из письма к Нахманиду, в котором автор излагает учение о сефирот «согласно нашей Каббале», полученной от его учителя Иосифа ибн Маза[696]. Семья Маза была среди самых уважаемых в Толедо; судья по имени Самуил бен Иосиф ибн Маза, возможно, правнук упомянутого Иосифа, умер здесь в 1349 г.[697] Однако, около 1240—1250 гг. этот каббалист из Толедо передал учения, которые точно происходят из материалов группы Ийюн. Послание называет двадцать два пути десяти сефирот из «чудесного света» вплоть до «завесы» — все эти названия знакомы по другим контекстам и похожи (хотя не идентичны) на перечисления в круге Ийюн. В письме, процитированном в предыдущей главе, также упоминается толедский мистик из семьи ибн Зиза. Это может указывать на существование в Толедо каббалистического круга, который имел связи с семьёй каббалистов Абулафия в Толедо и Бургосе, о которых я буду говорить далее.

Двоюродный брат Нахманида, Иона Жеронди, известный не только как талмудист, аскет-моралист и хасид, но и как оппонент Маймонида, не был широко известен как мистик. Он долго жил во Франции, но в 1230-х годах точно принадлежал к кругу Жероны, о чём свидетельствует письмо Исаака Слепого этим двум учёным, в котором он прямо называет их адептами Каббалы. Иона переехал в Барселону только позже, а оттуда — в Толедо[698], где и умер в 1263 году. Хотя сохранившаяся надпись на могильном камне описывает его как человека, говорившего о «тайнах [или глубинах] Мудрости» и учившего их законам, сомнительно, чтобы эта метафора указывала на Каббалу; продолжение эпитафии свидетельствует против этого предположения. В письме Ионе на тему творения душ Нахманид избегает прямого обсуждения каббалистических теорий[699]. Случайные сведения здесь показывают, что многие важные места переписки этой группы, дошедшие до наших дней, представляют для нас большой интерес. Эта переписка, должно быть, играла важную роль среди мистиков, и очень прискорбно, что по вопросу происхождения Каббалы у нас нет собраний писем вроде тех, что представлены в W. Oehl, Deutsche Mystikerbriefe (1931). Тем не менее, последователи Нахманида копировали многочисленные документы, сохранившиеся в академиях Жероны и Бургоса, не заботясь об их литературной форме (или, скорее, чаще об отсутствии формы), и потому оставили нам, среди многих писем, много коротких заметок и бесценных объяснений. Эти сборники, встречающиеся во многих манускриптах, представляют огромную ценность для детального исследования Каббалы в Жероне, которое потребовало бы отдельного тома[700]. Они также содержат два длинных текста каббалиста по имени Барзилай, включающих в себя краткий трактат о десяти сефирот[701]. Иаков называет другого каббалиста, Иосифа бен Самуила из Каталонии, комментарий которого к Быт. 1 он широко цитирует в конце полемики против ибн Тиббона (гл. 31). Этот комментарий кажется слегка пересмотренной версией почти идентичного комментария Эшера бен Давида, чьи сочинения — прежде всего толкования божественного имени — следует считать своего рода связующим звеном между Каббалой Прованса и Жероны[702]. Сам Эшер жил со своим дядей Исааком Слепым долгое время, но также бывал в Жероне и, похоже, какое-то время жил в Безье после смерти дяди[703].

2. Дебаты и возмущения после пропаганды каббалистов: их роль в споре из-за сочинений Маймонида

Деятельность Эшера связана с историческими событиями, эхо которых ещё звучит в различных документах. Энтузиазм некоторых адептов Каббалы, очевидно, был столь велик, что они нарушили границы, ограждающие эзотерическое общение рамками академии и личных контактов в их узком кругу, запустив кампанию по публичному распространению своих идей. При этом они, в отличие от Нахманида, не довольствовались смутными аллюзиями, которые вызывали любопытство, но не раскрывали действительные учения. Они пошли гораздо дальше, и так Каббала впервые стала предметом публичных споров. Распространение сочинений Эзры и особенно Азриэля также, похоже, внесло свой вклад в это развитие. Во многих общинах начали подниматься волнения. Исаак Слепой, основываясь на сведениях, полученных от Нахманида и Ионы Жеронди (которых называл своими друзьями), счёл необходимым возражать против этой пропаганды. До тех пор он хранил молчание.

Ибо я сильно обеспокоился, когда увидел учёных, мужей понимания и хасидов, вовлечённых в долгие обсуждения и отваживающихся в своих книгах и письмах писать о великих и возвышенных вопросах [Каббалы]. Но написанное не спрячешь в чулан; часто эти вещи теряются или владельцы умирают, и сочинения попадают в руки глупцов или насмешников, так что имя небес оскверняется. Так с ними и случилось. Пока я был с ними, в этой жизни, я часто предупреждал против этой наклонности, но с тех пор, как я удалился от них [после их смерти?], они стали причиной многого вреда. Я привык к совершенно иному [то есть не говорить и не писать открыто о каббалистических вопросах], поскольку мои отцы действительно были признанными по всей земле мастерами Торы, но никогда не допускали, чтобы хоть слово [относящееся к мистическому наследию] сорвалось с их уст, и вели себя с ними [непосвящёнными] как с людьми, несведущими в [высшей] Мудрости, и я лицезрел их практику и выучил свой урок. Более того [кроме вышеупомянутого письма Нахманида] я также слышал из областей, где вы обитаете, о людях Бургоса, что они открыто выступают по этим вопросам на рынках и на улицах, в спутанных и поспешных рассуждениях, и из их слов ясно заметно, как их сердце отвратилось от Всевышнего