Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству - [82]

Вообразите целый континент, кишащий столь же доверчивыми крупными млекопитающими.

Но наши предки не одомашнили и не сохранили ни «ручных» мамонтов Северной Америки, ни доверчивых гигантских ленивцев Южной. Они убивали их, пока те не вымерли. В Олсен-Чаббок — древней бизоньей бойне в Колорадо, где люди регулярно сбрасывали стада с утеса — животные лежат огромными кучами. Брали только лучшие куски и разделывали только те туши, которые оказывались наверху. Вот вам и охрана природы¹⁹³.

Как волк в овчарне

Подобная экологическая близорукость не была свойственна исключительно охотникам. Во многих частях света древние люди, знавшие лишь примитивные орудия труда, оказали на удивление сильное влияние на леса. За тысячу лет полинезийцы превратили остров Пасхи, расположенный в восточной части Тихого Океана, из сочного леса, дававшего древесину для изготовления рыболовецких каноэ, пищу для многих видов наземных птиц и место для размножения 30 видов морских, в неплодородную, заросшую травой пустошь. Больше не было ни деревьев, ни птиц. Царствовали голод, войны и каннибализм. Огромные каменные статуи так и лежат, брошенные в своих каменоломнях: для их перевозки просто не хватило бревен. Город Петра в Иордании когда-то был процветающим и окруженным густыми лесами, пока люди не превратили их в пустыню. Империя майя оставила на Юкатанском полуострове один лишь кустарник, чем нанесла себе смертельную рану. В каньоне Чако (штат Нью-Мексико) находится самое большое здание Северной Америки (за исключением небоскребов, разумеется): в нем насчитывалось 650 комнат и 200 тысяч огромных сосновых балок. Оно было покинуто еще до прибытия испанцев, а его местоположение, мягко говоря, озадачивает. Вокруг — безводная пустыня, а сосен нет на 8 о километров вокруг. Согласно археологическим исследованиям, строившие его Анасази были вынуждены уходить за деревом все дальше и дальше. В итоге им пришлось построить 80-километровую дорогу — специально для того, чтобы таскать сосновые бревна к своим постройкам, постепенно разрушавшимся под воздействием ветров и засух. Наконец древесина кончилась и цивилизация рухнула. А лес так и не восстановился¹⁹⁴.

История изобилует доказательствами: именно технологические возможности или низкий спрос, а вовсе не культура самоограничения удерживали племенные народы от чрезмерной эксплуатации окружающей их среды. Экологические практики современного коренного населения тоже представляют собой не такое уж приятное зрелище, каковым их выставляет романтическая пропаганда. По-прежнему считается, что аборигены экономят ресурсы, соблюдают установленные нормы и практикуют ограничение — через религиозные обряды и ритуалы. «На мой взгляд, — пишет Ричард Нельсон, — имеющийся этнографический материал подтверждает существование у североамериканских индейцев общепринятой развитой традиции охраны природы и рационального использования ресурсов, а также основанной на религии экологической этики… Нам необходимо вновь открыть глубинную, духовную связь с живым миром»¹⁹⁵.

Практически все телепрограммы о племенных обитателях дождевых лесов повторяют как само это утверждение, так и вытекающий из него вывод: мол, только недавно и только на Западе люди отказались от традиции жить в духовной гармонии с природой. Приведу один пример. Работая над этой главой, я наткнулся на программу об обитающих в Эквадоре птицах гоацинах и услышал, как голос за кадром говорил: «Охрана вида для будущего использования — практическая философия, которую понимают все охотящиеся народы».

Мистицизм, несомненно, играет важную роль в жизни аборигенов. Одни животные считаются приносящими удачу, другие — невезение. Сложные церемонии могут выполняться как перед, так и после охоты. Считается, что горы имеют чувства. Определенные существа табуированы, даже если они кажутся съедобными. Иногда важной охоте предшествуют половое воздержание или голодание. Все это, конечно, так. Но работает ли это? В трагедии Уильяма Шекспира «Генрих IV» Глендовер похваляется, будто может призвать духов из глубин мрака, на что Хотспер замечает: «Что ж, и я могу, как и любой другой. Но явятся ли они, если их не звать?» Даже если религиозная этика призывает к бережному отношению к природе и разумному использованию ее ресурсов, люди не всегда соответствуют своим идеалам. Христианство проповедует добродетель, но лишь немногие христиане ни разу не согрешили. Даже когда ритуалы, кажется, способствуют охране окружающей среды, лучшим объяснением бережного к ней отношения, скорее всего, будет не умысел, а простое совпадение.

Индейцы кри (Квебек), например, меняют свои охотничьи угодья согласно результатам скапулимантии — чтению рун на раскаленной лопатке карибу. Что любопытно, шаман, читающий по костям, велит соплеменникам избегать областей, где численность добычи из-за чрезмерной охоты резко уменьшилась. В результате от промысла в указанных местах воздерживаются, и популяция животных постепенно восстанавливается. Но, если задуматься, дефектность этого примера очевидна. Имеет смысл избегать истощенных областей по самой эгоистичной и простой причине из всех — там просто не на кого охотиться. Основная задача шамана — собрать сведения о том, какие конкретно регионы истощены, и сумным видом сообщить о них племени. Кости тут ни при чем — они, подобно напыщенному языку юриста, лишь создают дополнительную ауру профессиональной незаменимости.