Проходящий сквозь стены - [32]
— Как-то после свадьбы жена призналась мне, что не сводила глаз с моих усов, — пробормотал месье Гарнере, поглаживая густую седую поросль на верхней губе.
— Мама сразу же поняла, что вы из очень хорошей семьи. Вы произвели на нее благоприятное впечатление. Что же говорить обо мне? Я не чаяла будущей встречи. По настоянию мамы вы пообещали, что непременно будете у нас в ближайшую пятницу, мамин журфикс. И вы действительно пришли к нам, Виктор! Вы пришли!
— Да-да, припоминаю…
— Мы уединились в углу гостиной на десять минут. Вы говорили со мной о последнем романе Поля Бурже…
— Точно, я это отлично помню…
— Наш дом показался вам вполне приличным. У нас были две служанки, к тому же мама наняла еще по такому случаю метрдотеля. Вы навели справки о состоянии дел моего папы…
— Не стану скрывать, результат меня обнадежил. Тесть звезд с неба не хватал, что и говорить, зато прислушивался к советам племянника, биржевого маклера. И всегда покупал акции надежных предприятий, надо отдать ему должное.
— Папа тоже разузнал о вас все. Дело шло на лад. Наши родители познакомились и постоянно обменивались визитами. Я жила как в лихорадке, себя не помнила… Любовь, хлопоты, обзаведение, две дюжины того, две дюжины сего… И тут гром среди ясного неба! Свадьба едва не расстроилась, не сговорились о приданом!
— Тесть был редкостным упрямцем, а мои такими вещами не шутили…
— В конце концов все уладилось. За мной дали сто тысяч, к тому же я единственная дочь. Помолвка. Свадьба. Подарки. Венчание. Ваш отец сумел пригласить генерала, моя мама — министра. Застолье, тосты. Медовый месяц в Венеции…
— Венеция, — с печальным вздохом произнес месье Гарнере. — Каналы, гондолы…
Он посмотрел на мадемуазель Софи, и его сердце болезненно сжалось. Нет, он вовсе не тосковал по ушедшей юности, не мечтал вернуться в Венецию, его огорчило то, что упущенные возможности ничем не отличались от того, что произошло на самом деле. В двадцать лет ему казалось, что он способен стать кем угодно и впереди разнообразнейшие приключения, однако в шестьдесят восемь поневоле заподозришь, что твой репертуар не так уж и велик. Быть может, ты рожден для одной только роли в единственной пьесе, и любая Софи подавала бы тебе те же реплики… Прежде месье Гарнере частенько сокрушался об ошибках молодости, а теперь вдруг понял, что в запасе ничего другого и не было, его обокрали. С робкой надеждой и растущим раздражением он нетерпеливо спросил:
— А что же дальше?
— Потом мы вернулись в Париж. Семейная жизнь пошла своим чередом. Вы еще не расстались с вашей прежней любовницей…
— Ах да, с Люсьенной! Но через полгода после свадьбы с ней было покончено.
— По моему настоянию. Для меня это открытие стало ударом, жестоким разочарованием… А я-то вас любила так преданно, так ревниво…
— Я виноват… Но, согласитесь, подобное нередко случается…
— Неблагодарный. — Мадемуазель Софи тяжело вздохнула и ударила его спицами по руке. — Увы! На этом мои испытания не закончились. Вы увлеклись юной женой вашего секретаря, затем дочерью старика служащего, после купили квартиру миниатюрной брюнетке на улице Сен-Лазар неподалеку от вашей конторы…
— Что поделаешь, так устроены мужчины. Мы всем хотим угодить, всех утешить.
— Не говорите пошлостей, противно. У вас нескончаемые романы, а я страдала молча в одиночестве. Трудно поверить, но моего долготерпения хватило на целых десять лет. В конце концов я взбунтовалась…
— Постой-ка, — обрадовался месье Гарнере, — вот это уже что-то новое…
— О нет! Я взбунтовалась исподволь, воды не замутив. Я изменилась, а вы и не заметили. Однажды вечером пришел ваш двоюродный брат Эрнест, капитан республиканской гвардии, вы тогда были в Бельгии. Он застал бедную Софи в слезах, подавленную, несчастную. Взял за руку, и я разрыдалась у него на плече, прижал к груди — ему так шел мундир! — его усы щекотали мне щеку, меня бросило в жар, я пролепетала… Ах! Пролепетала: «Эрнест…» Он увлек меня…
Старая дева смущенно завозилась на стуле и принялась быстро и нервно вязать. У месье Гарнере кровь прилила к голове. Он побагровел, начал задыхаться, хотел что-то сказать, возразить, но не смог выговорить ни слова. Мадемуазель Софи продолжала в лихорадочном возбуждении:
— Мы виделись каждый день. Наконец-то я почувствовала себя счастливой, мой капитан — такой красавец! Широкие плечи, ласковый взгляд, военная выправка… Я была без ума от него. Когда он прикасался ко мне, в меня будто бес вселялся. Сама себе удивлялась. Становилась сущим дьяволом, уж поверьте… И на диво похорошела. Даже вы сделали мне комплимент. С каким удовольствием я тайно отомстила вам за все измены… Но рано или поздно все проходит. Капитан стал волочиться за другими женщинами. У меня завязался роман с Люсьеном, мелким служащим, которого вы жалели по-отечески. Боже! Очаровательный мальчик! Затем — с неким музыкантом из военного оркестра, он играл на корнет-а-пистоне, казался мягким, обходительным, а на деле обожал меня мучить… Было еще два незначительных приключения, и вот мне исполнилось сорок. Я вполне насытилась мщением. Теперь меня утомляли хитрости, ложь. С каждым годом я все больше ценила покой и уют. Увлеклась благотворительностью, стала заботиться о своей репутации. И вдобавок, вопреки всему, сохранила к вам глубокую привязанность…
«Сказки кота Мурлыки» являются классикой детской литературы. Сестер Дельфину и Маринетту и их друзей, животных с фермы, знают даже те, кто никогда не слышал имени Марселя Эме. Надеемся, что с ними подружатся и наши читатели — и взрослые, и дети.
«Сказки кота Мурлыки» являются классикой детской литературы. Сестер Дельфину и Маринетту и их друзей, животных с фермы, знают даже те, кто никогда не слышал имени Марселя Эме. Надеемся, что с ними подружатся и наши читатели — и взрослые, и дети.
В одном из последних романов М.Эме, «Уран», описывается малоизвестный российским читателям период истории Франции — первые месяцы после освобождения от фашистской оккупации. На русском языке роман публикуется впервые.
Марсель Эме (1902–1967) — всемирно известный писатель, продолжатель лучших традиций французской литературы, в произведениях которого причудливо сочетаются реализм и фантастика, ирония и трагедия. В России М. Эме известен главным образом детскими сказками и романами. Однако, по мнению критиков, лучшую часть его творческого наследия составляют рассказы, в том числе и вошедшие в этот сборник, который «Текст» издает второй раз.«Марселю Эме удается невозможное. Каждая его книга может объединить, пусть на час, наших безнадежно разобщенных сограждан, растрогать самых черствых, рассмешить самых угрюмых.
В жизни героя романа Рауля Серюзье происходит чудо: из тридцативосьмилетнего респектабельного буржуа, примерного отца и преданного супруга он вдруг превращается в молодого красавца. Различные перипетии, забавные и грустные, которые приходится пережить Раулю в связи с неожиданной метаморфозой, и составляют содержание книги.
Романы французского писателя Марселя Эме (1902–1967) «Ящики незнакомца» и «Наезжающей камерой» публикуются на русском языке впервые. По усложненности композиции и нарочитой обнаженности литературных приемов они близки исканиям некоторых представителей «нового романа», а также линии абсурда у экзистенциалистов.В романе «Ящики незнакомца» на фоне полудетективного, полуфантастического сюжета с юмором, доходящим до сарказма, представлены странно запутанные взаимоотношения героев с их маленькими сиюминутными трагедиями и глобальными философскими изысканиями.Как будто в старой киноленте мелькают герои романа «Наезжающей камерой», в котором дерзко сочетаются глубокие чувства с низменными инстинктами, восхищенные эстетские разговоры с откровенной глупостью, благородная дружба с равнодушным предательством.
"Характеры, или Нравы нынешнего века" Жана де Лабрюйера - это собрание эпиграмм, размышлений и портретов. В этой работе Лабрюйер попытался изобразить общественные нравы своего века. В предисловии к своим "Характерам" автор признался, что цель книги - обратить внимание на недостатки общества, "сделанные с натуры", с целью их исправления. Язык его произведения настолько реалистичен в изображении деталей и черт характера, что современники не верили в отвлеченность его характеристик и пытались угадывать в них живых людей.
Трагедия одиночества на вершине власти – «Калигула». Трагедия абсолютного взаимного непонимания – «Недоразумение». Трагедия юношеского максимализма, ставшего основой для анархического террора, – «Праведники». И сложная, изысканная и эффектная трагикомедия «Осадное положение» о приходе чумы в средневековый испанский город. Две пьесы из четырех, вошедших в этот сборник, относятся к наиболее популярным драматическим произведениям Альбера Камю, буквально не сходящим с мировых сцен. Две другие, напротив, известны только преданным читателям и исследователям его творчества.
Антиутопические сказки про Фиту (три из них были написаны в 1917 году, последняя — в 1919) явились своеобразной подготовительной работой к роману «Мы». В них вызревали проблемы будущей антиутопии, формировалась ее стилистика. В сказках про Фиту истоки возникновения тоталитарного государства Замятин отыскивает в русской истории. М. А. Резун.
На равнине от Спалта до Нюрнберга, настало время уборки хмеля. На эту сезонную работу нанимаются разные люди, и вечером, когда все сидят и счесывают душистые шишки хмеля со стеблей в корзины, можно услышать разные истории…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Аббату Куаньяру было не свойственно чувство преклонения. Природа отказала ему в нем, а сам он не сделал ничего, чтобы его приобрести. Он опасался, превознося одних, унизить других, и его всеобъемлющее милосердие одинаково осеняло и смиренных и гордецов, Правда, оно простиралось с большей заботливостью на пострадавших, на жертвы, но и сами палачи казались ему слишком презренными, чтобы внушать к себе ненависть. Он не желал им зла, он только жалел их за то, что в них столько злобы.».
Земная жизнь Иисуса Христа, увиденная глазами человека двадцатого века. Автору удалось создать свои, совершенно неповторимые образы Христа, Иосифа, Марии, Иоанна Крестителя. В романе действуют многочисленные исторические персонажи, широко представлены детали быта Иудеи двухтысячелетней давности, и в то же время — это роман о сегодняшнем дне, о неизменных с момента сотворения мира человеческих страстях, о непостижимом во все времена Божием Промысле.
В книгу вошли романы «Любовь Жанны Ней» и «Жизнь и гибель Николая Курбова», принадлежащие к ранней прозе Ильи Эренбурга (1891–1967). Написанные в Берлине в начале 20-х годов, оба романа повествуют о любви и о революции, и трудно сказать, какой именно из этих мотивов приводит к гибели героев. Роман «Любовь Жанны Ней» не переиздавался с 1928 года.
Знаменитый автобиографический роман известнейшего французского писателя XX века рассказывает, по его собственным словам, о «предательстве, воровстве и гомосексуализме».Автор посвятил роман Ж.П.Сартру и С. Де Бовуар (использовав ее дружеское прозвище — Кастор).«Жене говорит здесь о Жене без посредников; он рассказывает о своей жизни, ничтожестве и величии, о своих страстях; он создает историю собственных мыслей… Вы узнаете истину, а она ужасна.» — Жан Поль Сартр.
«Ночь и день» (1919) — второй по времени создания роман знаменитой английской писательницы Вирджинии Вулф (1882–1941), одной из основоположниц литературы модернизма. Этот роман во многом автобиографичен, хотя автор уверяла, что прообразом главной героини Кэтрин стала ее сестра Ванесса, имя которой значится в посвящении. «Ночь и день» похож на классический английский роман: здесь есть любовный треугольник, окрашенные юмором лирические зарисовки, пространные диалоги, подробные описания природы и быта. Однако традиционную форму автор наполняет новым содержанием: это отношение главных героев к любви и браку.