Проходящий сквозь стены - [18]

Однажды вечером, когда Розелина закрывала магазин, некий пожилой господин вышел под хмельком из «Добрых соседей» и попал под грузовик. У Розелины вырвался крик ужаса, который услышал за своей стойкой Цезарь. Он бегом пересек улицу и подхватил близкую к обмороку девушку. Тут вышла и мадам Дюпен, похлопала дочь по рукам и поблагодарила Цезаря за расторопность.

— Мама, — шептала Розелина, — это ужасно… О! Это ужасно…

Однако при этом она нежно улыбалась своему спасителю. Цезарь бросил взгляд на останки пожилого господина, от которых полицейские отгоняли толпу, и произнес с чувством, звучавшим в интонации его красивого низкого голоса:

— Это был хороший клиент. Банкноту в неделю оставлял не моргнув глазом, то в баре, то в отеле. Обычно он приходил со своим зятем. Тоже хороший клиент, зять-то… Надеюсь, хоть он при мне останется.

На следующий день Цезарь впервые вошел в магазин мадам Дюпен, чтобы выбрать венок.

— Это я для зятя, — объяснил он, — хочу ему показать, что мы деликатность понимаем, и в торговле, и в других делах.

Розелина тотчас составила красивый букет из жестяных цветов. Сделала она это так ловко, задорно и грациозно, что Цезарь не смог удержать рвущееся с губ признание в любви.

— Мадам Дюпен, — сказал он твердо (ибо совесть его была чиста), — мадам Дюпен, я люблю мадемуазель Розелину уже два года, и я честный человек.

Лед был сломан. Мадам Дюпен пустила слезу, глядя на свою дорогую малютку, которая, краснея, перевязывала букет траурной лентой; после этого она спросила:

— Прикиньте-ка, месье Цезарь, сколько ваше дело вам приносит?

Цезарь ответил с гордостью, и сразу было видно, что говорит он искренне:

— Я заплатил в этом году пятнадцать тысяч франков налогов, а задекларировал далеко не весь мой доход. Вот, для примера: если женщина встретит в моем заведении мужчину и они поладят, то она обычно после этого делает мне маленький подарочек деньгами. Сами понимаете, налоговой инспекции об этом знать необязательно. Все шито-крыто, верно?

— Разумеется, месье Цезарь. Уж не мне вас за это винить и не Розелине.

— Не хочу хвалиться, — продолжал Цезарь, — но вы видите, что я хорошо зарабатываю на жизнь.

— Я не возражаю, месье Цезарь, но выдать замуж дочь, воспитанную в строгих правилах, — большая ответственность, поэтому волей-неволей приходится думать о будущем. Розелина здесь никогда ни в чем не испытывала нужды; я не хочу, чтобы она могла однажды упрекнуть меня в неосмотрительности.

— Повторяю вам, я хорошо зарабатываю на жизнь.

— И я вам верю, месье Цезарь. Но видите ли, в нашем деле мы привыкли рассчитывать на свою клиентуру. Что бы ни случилось, в квартале всегда кто-то да будет умирать, вы меня понимаете?

Цезарь начал понимать, к чему идет разговор. Мадам Дюпен облекла в слова тревогу, которая уже подспудно его мучила; с некоторых пор он и вправду заметил, что заказов на шампанское стало поменьше. К тому же слава «Добрых соседей» породила в округе несколько новых баров, где тоже танцевали под шарманку, и они уже составляли ему конкуренцию.

— Наконец, — гнула свое мадам Дюпен, — не приходится сомневаться, что успех вашего предприятия во многом обязан вашей репутации девственника, а если вы женитесь на Розелине, вам трудно будет козырять…

— Разумеется! — подтвердил Цезарь так пылко, что Розелина вся затрепетала.

С тех пор Цезарь частенько наведывался в магазин похоронных принадлежностей. Встречали его всегда тепло, и все же он был склонен сомневаться в будущем. Да и Розелина порой поддавалась тому же унынию; вечерами, когда она уходила в свою девичью спаленку, ей случалось проливать горькие слезы. Но то были лишь короткие минуты слабости. Наутро сердце ее вновь окрыляла надежда.

Цезарь между тем был озабочен трудностями в делах. Девицам и гулякам прискучило танцевать под шарманку. Цезарю пришлось, как всем, разориться на саксофон и банджо. Несмотря на эти жертвы, мода на «Добрых соседей» шла на убыль с каждым днем. Когда наступил летний сезон, оркестр играл лишь для полудюжины парочек, а отель был вынужден сдавать номера на неделю или на день, как простая гостиница. Расходы на содержание съедали почти всю выручку.

— Мадам Дюпен, — говорил он, — вы оказались правы, и ваши предостережения не пропали втуне.

Главное в жизни — иметь прочное положение. Такой бар, как мой, на тихой улице — это несерьезно, даже с отелем наверху. И потом, не в моем характере убивать людей коктейлями. Что до питья, я питью не враг, но говорил и повторяю, что всему положен предел.

Весь летний, так называемый американский сезон Цезарь частенько уходил из бара среди дня и вел какие-то таинственные переговоры. Мужчины в заломленных на ухо котелках наведывались к нему сутра. Однажды на двери появилась табличка, сообщающая о закрытии бара.

Все это время Цезарь и Розелина, пользуясь любой отлучкой мадам Дюпен, обменивались долгими признаниями. Беседы эти воодушевляли Розелину, и ее счастье озаряло витрины с венками нежным пламенем юности. Печальные дни, омраченные сомнением, казалось, миновали безвозвратно.

Однажды вечером, ужиная вдвоем с матерью, Розелина выглядела особенно возбужденной. То краснея, то бледнея, она нервно смеялась, и лишь целомудренная сдержанность, привитая хорошим воспитанием, помогала ей совладать с волнением. Покончив с трапезой, она подала матери руку, подвела ее к окну и распахнула его настежь.