Проходная пешка - [41]

Он пошел в дом. Шагал в голубом свете осторожно, но уверенно, как продвигался бы даже в кромешной тьме. Открыл дверь и вошел в заднюю прихожую, знакомую по фотосъемкам Беллы, линиям и символам Бернерса на бумаге. Впотьмах ступил на кокосовый половик и сел, быстро проверив кончиками пальцев, на месте ли стул.

Рейкс стал ждать. Его не интересовало, что происходит над ним, где хозяйничают Белла и Бернерс, или в гараже, где находится Сарлинг. Телом он был на Парк-стрит, а мыслями в Альвертоне — думал, как восстановить заброшенный летний домик.

Час спустя пришел Бернерс и, ни слова не говоря, положил ему руку на плечо.

— Ну? — спросил Рейкс.

— Бейнс вышел посмотреть, не надо ли чего хозяину. Он видел меня только со спины. Мисс Виккерс его отослала. Все складывается как нельзя лучше.

Они спустились в гараж, подошли с двух сторон к машине, распахнули обе передние дверцы, потом вернулись в прихожую, подождал! еще пятнадцать минут. Действовали, опираясь на точное знание свойств газа ГФ I.

Через четверть часа в гараже пахло только бензином и маслом. Сарлинг полулежал на заднем сиденье. Рейкс с помощью Бернерса вытащил старика, взвалил на плечи. Бернерс пошел вперед с котелком Сарлинга в руках, а свой так и не снял.

Они миновали темную прихожую и коридор, попали в тускло освещенный главный холл, поднялись на второй этаж. Их шаги заглушал ковер парадной лестницы. Квартиры слуг были под самой крышей.

Вверх по ступенькам, в первую дверь направо — в кабинет. Шторы опущены, дубовая дверь бункера уже открыта. Бернерс сдвигает защитную пластинку, берет левую руку старика, снимает рукавицу и осторожно прижимает большой палец к хромированной поверхности.

И вот уже Рейкс оттащил Сарлинга от бункера. Бернерс сдвинул главную пластинку, фотоэлемент сработал, и дверь скользнула в сторону.

— Помогите мне отнести его, — попросил Рейкс. — Досье заберем потом.

— Верно. — Бернерс кивнул.

Они бережно, «по-товарищески», взяли Сарлинга под руки, пронесли его через узкий коридор в спальню, положили на кровать. Бернерс ушел.

Из темного угла за ночным столиком вышла Белла и заперла дверь спальни. Рейкс тем временем начал раздевать Сарлинга. Он поднял голову и попросил:

— Помогите мне.

— Не могу. Я боюсь к нему прикоснуться.

Она уже изгнала Сарлинга из мыслей. Даже белье, которое старше надевал, ложась спать, она выложила отвернувшись, словно готовила его кому-то незнакомому.

— Иди сюда, — тихо позвал Рейкс. — Посмотри на него. Он ничто, не человек, а просто вещь, которую мы должны привести в порядок. — Рейкс взял девушку за подбородок, крепко сжал его. — Ты сделаешь все, что я скажу. Расшнуруй ему ботинки.

К одной подошве прилип сырой дубовый листок. Белла машинально сунула его в карман платья. Через неделю она с недоумением обнаружит высохшие крошки с прожилками.

Они переодели Сарлинга в пижаму и чулки, положили поудобнее на кровать. Рейкс смял подушки и простыню. Тело Сарлинга было все еще мягким, и Рейксу вспомнился разговор с Бернерсом о том, как остывает и коченеет труп, о том, что в первые шесть часов его температура падает на два с половиной градуса в час… Сарлинг окоченеет как раз тогда, когда Бейнс придет его будить. Смерть во сне. Время остановки сердца — около часа ночи. И все естественно. Кроме, пожалуй, самой смерти, хотя и она вполне закономерна для человека, стремившегося управлять людьми, как марионетками в балагане. Горе тому, кто пытается повелевать другими.

Белла складывала и убирала одежду Сарлинга, как это сделал бы он сам, если бы поздно заявился домой.

— Заканчивай побыстрее, — сказал Рейкс. — Прими три таблетки снотворного и ложись спать.

Она стояла с рубашкой Сарлинга в руках и рассеянно вынимала из рукавов запонки. Рейкс обнял Беллу, задел сухими губами сухие губы, ласково потрепал по щеке, повернулся и ушел.

Он спустился в гараж. Бернерс, теперь уже без усов, ждал его, держа под мышкой пачку форматных листов толщиной в фут — досье. Рейкс вынул из машины плетеную корзинку, открыл ее, оглядел осколки на брезентовом дне, а потом проверил, не осталось ли чего на заднем сиденье; вынул пепельницу, высыпал в платок окурки трех сигарет, выкуренных в пути. Разумеется, все это он проделал в перчатках.

Досье положили в корзинку. Любого человека, идущего задними дворами и переулками без четверти три ночи с плетеной корзинкой в руках, могла бы остановить полиция. Но на машине они не вызывали подозрений. И через несколько минут остановились на Маунт-стрит. Бернерс пошел в дом, Рейкс поехал в гараж.

Когда он вернулся (на такси), Бернерс сидел в кресле со стаканом в руке. Рейкс налил себе полстопки чистого виски и расположился напротив. Кивнул Бернерсу и выпил. Они молчали, находясь во власти крепкого союза их интересов, прочной нити той общности, о которой никогда не говорили. Они просто сидели рядом, довольствуясь сознанием того, что они вместе, пока наконец Бернерс не сказал:

— Интересно, сколько он заплатил за стол в Меоне? По фотографиям я принял его за Чиппендейл. Однако это подделка. Хорошая, но подделка.

А в постели на Парк-стрит Белла всматривалась в темноту широко раскрытыми глазами и понимала, что снотворное ей не поможет.