Прохладой дышит вечер - [58]

Ни до, ни после Герта никого у Алисы не было. Ида, мне кажется, в самом начале замужества мужу один раз изменила. Но я, конечно, переплюнула всех моих сестер вместе взятых, я самая опытная из всех нас, у меня было трое мужчин. У моих детей, а тем более внуков все, разумеется, совсем по-иному. По сравнению с Корой я — просто монахиня непорочная. Правда, я не уверена, что она со всей своей свободой счастливей меня.

Позвоню-ка я Алисе. Хуго еще спит, а сестра всегда найдет для меня минутку поболтать. Почему бы не рассказать ей о моей последней тайне в подвале? Не вижу оснований дальше скрывать.

Она берет трубку и затаив дыхание слушает историю о моем Бернхарде, замурованном полвека назад и размурованном буквально только что.

— Потрясающе, — отзывается она, — как в кино! А знаешь что, я тебе тоже кое-что сейчас расскажу. Могу себе позволить, не так долго осталось жизни радоваться. — Она закуривает. Я слышу, как она глубоко затягивается.

— Ты и при пациентах своих курила?

— Редко, — отвечает она и все молчит.

Ну все, надоело ждать. Она всегда так долго собирается.

— Слушай, давай я лучше угадаю. Герт спутался с какой-нибудь дамочкой из племени банту, женой ревнивого вождя. Дикарь пришел в ярость и натравил на разлучника львицу, которой в свое время вытащил колючку из лапы. И благодарная зверюга скушала Герта однажды воскресным утром.

— Не дурно, но это уж ты слишком. Я вообще не о Герте рассказать хочу. Есть у меня кое-кто другой на совести, другой мужчина.

Не может быть! Оказывается, может. Алиса, уже будучи вдовой, попала в лапы одного брачного афериста. Он гонялся даже не за деньгами и не за имуществом. Ему нужен был морфий. И моя сестра, у которой в жизни было не много блеска, влюбилась в него, в его стихи и букетики полевых цветов. Конечно, она хотела вылечить его от пристрастия к наркотикам, она же была врачом.

Отношения тянулись годами. Он обкрадывал ее, лгал ей, изображал искреннее раскаяние, рыдал у нее на плече, а потом уговаривал выписывать ему нелегальные рецепты на дозу морфия. Алиса была в отчаянии от собственных деяний. Однажды она нашла письмо, которое этот человек написал Констанции, ее дочери. И тогда дала ему смертельную дозу зелья.

Вот это да! Мне надо сначала все это еще переварить. Но меня теперь интересуют детали:

— Расскажи как коллега коллеге, труп ты куда дела? — У меня профессиональный интерес.

Прятать его в доме Алисе не пришлось. Мужчину нашли в его собственной квартире. Но было полицейское дознание, сестру оштрафовали на крупную сумму и лишили лицензии практикующего врача. Поэтому ей и пришлось продать любимую практику, печально заключает Алиса.

А что мне делать с Бернхардом?

Она размышляет:

— Ну, мне кажется, сад Ульриха — не лучшее место. Лучше киньте его ночью в Неккар, только ниже по течению, за шлюзами, а то его на другой же день какой-нибудь рыбак выловит.

— Ну нет, это уж совсем как-то невежливо, дорогая моя. Бернхард матросом не был. Алиса, а почему ты от меня скрывала твою историю с поэтом-морфинистом?

— Ты всегда так хорошо обо мне думала, так меня превозносила, — задумчиво отвечает она. — Из-за этого идиотизма я всю оставшуюся жизнь буду сгорать от стыда, какая же я была дура! Но ты тоже, между прочим, про Бернхарда молчала.

А зачем было наваливать все это на сестру? Мы с Хуго поклялись тогда ни одной живой душе ни слова не говорить, а я вот клятву только что нарушила.

Хуго проснулся и хочет завтракать. У меня от Алисиной исповеди разыгрался аппетит. Мне ее поступок грехом не кажется, да к тому же — вон сколько лет уже пробежало. Дочка ее Констанция — женщина серьезная и несколько суховатая. Она к давним маменькиным авантюрам будет так же мало снисходительна, как Ульрих к моим. Ее бы, пожалуй, шокировали темные пятна на белоснежной биографии ее благородной матери. Констанция — психотерапевт, а кроме того, начисто лишена чувства юмора.

Пока мы завтракаем, появляется Феликс. Я содрогаюсь от мрачного подозрения: что, если Кора, для прикола, как она выражается, затащила его в постель. Двоюродные брат и сестра, о Господи! Это еще хуже, чем было у меня с моим зятем Хуго. Но, наверное, у меня просто слишком разгулялось воображение, и Алисино признание выбило меня из колеи, вот и лезут в голову всякие ужасы. Теперь и самой стыдно, до чего извращенные мысли меня посещают. Лучше налью кофе моему милому внуку и моему необыкновенному зятю.

19

Не успели мы встать из-за стола, как приезжает Кора, да не одна, а со свитой. Следом за ней семенит, как такса, полная круглая итальянка лет пятидесяти с небольшим, которую нам представляют как Эмилию. Она носит такие же кроссовки, что и я. Столь ранний визит меня несколько смущает. Уж не хочет ли Кора перевозить покойника среди бела дня? Но при Феликсе я должна держать язык за зубами. Кора тем временем берет еще две чашки и наливает себе и Эмилии оставшийся кофе, на который, вообще-то, претендовала я.

— Кора, детка, родители прислали открытку. — Я передаю внучке послание из Китая.

Без особого интереса она рассматривает «Мраморный корабль в летнем дворце» и даже не дает себе труда заглянуть на другую сторону, густо исписанную неразборчивым почерком моего сына.