Прогулочки на чужом горбу - [6]

— Да, трижды. Лучше называть их «бака», они терпеть не могут слова «пигмеи». Дай-ка, я это вычеркну. — Он протягивает руку, чтобы взять у нее страницу.

Она мягко останавливает его.

— Потом исправим. А она подолгу жила там?

— Несколько месяцев. Хотела выучить их язык.

— И оставляла тебя одного с детьми?

— Нет. Она разъезжала только пока они были маленькими и жили в частном интернате.

— Наверно, это очень увлекательно?

— Не знаю, увлекательно ли смотреть, как люди целыми днями что-то собирают, потом охотятся, потом снова собирают — и так без конца.

— Держу пари, что джунгли несколько подпортили молочную белизну ее кожи.

— Ну, может быть, не такая она уж и молочная.

— Но все равно потрясающая женщина. К тому же умна и богата, так ведь?

Она начинает терять самоуверенность. Внимательно следя за его лицом, она пытается угадать, не сравнивает ли он в этот момент ее с прежней женой. Она убеждена, что, если мужчина мысленно сопоставляет воображаемый облик с реальным лицом, сидящим прямо перед ним, это всегда видно. Но нет, к нему это как будто не относится. Слава Богу, он недавно порвал со своей богиней и пока еще ненавидит ее.

Приободрившись, Джой с облегчением откидывается на пуховые подушки дивана (надо думать, у Маризы в доме были настоящие подушки).

— Мне нравится то место в начале книги, где ты говоришь об уловках, к которым прибегала Мариза, лишь бы не подпускать тебя к себе. Якобы ее мучают газы. Здорово! Вот это реализм! Чертовски смело. Другой на твоем месте ограничился бы здесь головной болью.

— Но так и было. — Его лицо озаряет счастливая улыбка художника, сумевшего своим искусством отразить в этой маленькой детали глубокую правду жизни. Совсем обалдел от счастья. — С тех пор как перешла на растительную диету, без конца твердит о газах и запорах.

— Разговоры на желудочно-кишечные темы всегда напоминают мне о французах, в особенности о Рабле.

В его взгляде появляется настороженность. Джой понимает, что этой подозрительностью он инстинктивно отгораживается от неизвестных ему иностранных имен, равно как и незнакомых теорий.

По всей вероятности, для него любой писатель, творивший до Хемингуэя, — минное поле, поэтому она оставляет в покое Рабле, так и не пояснив, кто это такой.

А жаль, ведь она снискала заслуженную славу своей осведомленностью о произведениях, в которых смакуются проблемы, связанные с задним проходом: Полины Реаж (вымышленного автора любимого ею романа «История О.»), де Сада, Нормана Мейлера, Генри Миллера. А ее доскональное знание и пристрастие к половым актам с активным участием задницы вознесли ее на вершину успеха.

Это, да еще ее вечные страдания.

Но прежде чем описывать остальную часть этого вечера (теперь вы уже можете догадаться, что они закончат его в постели, разумеется, не раньше чем под чутким руководством Джой он сводит ее в дорогущий ресторан по ее же выбору и накормит щедрым ужином, который будет длиться три часа и состоять из пяти блюд), стоит, пожалуй, рассказать о том, как Джой добилась успеха.

У нее была бурная жизнь. Начнем с того, что родилась она в богатой семье, принадлежащей к миру театральной богемы Нью-Йорка. Ее покойными родителями были Теренс Клер и Мэдди Болингброк, очень известная актерская пара, которым удалось прожить в браке тридцать лет и вырастить четверых детей. Джой была старшей и занималась тем, что разбалтывала всему свету о том, что происходило в их семействе.

Тысячи читателей ее произведений имели возможность ознакомиться не только с обширным штатом прислуги, поместьем в Нью-Джерси, в котором она выросла и каждый уголок которого запечатлела с поистине фантастической скрупулезностью (машины разных марок, аэропланы, принадлежащие их семье, срок выдержки марочных вин, имена парижских модельеров, у которых они заказывали наряды, и даже латинские названия луковиц редких цветов, вывезенных тайком из Европы и посаженных в их цветниках), они также были посвящены во все семейные тайны: пристрастие к наркотикам, рукоприкладство, болезни, лечение в психиатрических больницах и привычка постоянно говорить на повышенных тонах друг с другом.

Несмотря на все эти катаклизмы, их дом, расположенный в самом центре знаменитой своими лошадьми части Нью-Джерси, был постоянно набит известными режиссерами и продюсерами. Послушать Джой, так дня не проходило, чтобы кто-нибудь вроде Джессики Тэнди, Катарины Корнелл или Дэвида Мэрика не навещал их. Куда ни пойдешь — ив ванных (каждая обязательно с биде и телефоном), и в бильярдной, и где-нибудь в закутке служебных помещений — обязательно наткнешься на кумиров, божков и примадонн.

Богачи и знаменитости околачивались в их доме в таком множестве и с такой регулярностью, что оставалось лишь удивляться, как при всем при этом его обитатели успевали не только работать, но и есть, и спать. Удивляло и то, что в своих пространных и красочных описаниях их жизни Джой ни разу не упоминала о плохой погоде. Ни дожди, ни снегопады никогда не случались в их поместье. Там неизменно светило вечное, прославленное во всех средствах массовой информации солнце.

В некоторых своих наиболее известных рассказах Джой живописала мир отпрысков звезд. Разумеется, все они отличались более ранним развитием, чем остальные дети. Мальчики обожали с Джой трахаться. В сущности, ей это нравилось, но со временем издатели убедили ее в том, что она всякий раз оказывалась беззащитной жертвой своих насильников и что такая подача выгоднее с коммерческой точки зрения. Таким образом, удовольствие, получаемое ею от нескольких половых актов кряду, было превращено в мучительную, кровавую и чрезвычайно увлекательную процедуру, с лихвой окупающую цену, которую платили читатели за ее книжки.