Прогулки с Евгением Онегиным - [159]

Таким образом, нам лишь остается очертить характер фигуры повествователя, определяющей общий замысел романа «Евгений Онегин».

6

В одном из персонажей «Тристрама Шенди», Йорике, Стерн изобразил себя: Йорик – некий священник, который шутит и подшучивает надо всем и вся (а Стерн и был священником и в своем романе смеялся надо всем и надо всеми). Его друг Евгений постоянно предостерегает его, пророча ему всяческие беды за его «неуместное» остроумие, но Йорик, «родословную» которого Стерн ведет от «бедного Йорика», то есть от шекспировского королевского шута, как и полагается шуту, не может не шутить. Продолжив аналогию, можно сделать вывод, что речь здесь идет о литературной борьбе, которая может оказаться смертельно опасной, как и сама жизнь. В конце концов все обиженные шутками Йорика объединяются и его губят, а полное соответствие этой гибели тому, что предсказывал Евгений, и предательский характер борьбы врагов Йорика не оставляет сомнений в том, что именно лицемерный и завистливый Евгений, не простивший Йорику насмешек над собой («…Человек осмеянный считает себя человеком оскорбленным», – говорит Евгений Йорику), и был предателем и главным губителем. Другими словами, Евгений здесь выступает в роли убийцы Йорика (хотя и не в буквальном смысле).

Вероятно, для того, чтобы эти две автобиографичные главы «Тристрама Шенди» (XI и XII главы первого тома) не были поняты превратно, а также и потому, что Стерн увидел серьезность, всеобщность и вечность проблемы, затронутой в них, он написал еще один роман – «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии», где рассказчиком сделал Евгения, который выдает себя за Йорика. При этом Евгений, пытаясь изображать Стерна-Йорика, проговаривается и проваливается, а повествование о путешествии ему даже не удается закончить – этим Стерн показывает его писательскую беспомощность. Таким образом, «оборванность» «Сентиментального путешествия» (так же как и «оборванность» «Тристрама Шенди») заранее задана и оправдана, на самом деле это вполне законченное произведение, если понять, кто в нем повествователь и что сатирический образ этого рассказчика и был целью Стерна. «Сентиментальное путешествие» – классическая мениппея.

Пушкин несомненно оценил, какие возможности предоставляет такой прием – если героем и «автором» романа, как и в «Сентиментальном путешествии», сделать своего антагониста, «пишущего этот роман» и одновременно всеми средствами пытающегося опорочить истинного автора. Он настолько плотно использовал этот прием в «Евгении Онегине», демонстративно заимствовав не только форму и приемы романов Стерна, их композиционную «незаконченность», но и даже имя главного героя «Сентиментального путешествия», что приходится удивляться, почему пушкинский роман не был разгадан до самого последнего времени – тем более что Пушкин впрямую указывал адрес. Если в «Сентиментальном путешествии» рассказчик Стерна на вопрос, как его имя, открывает лежащий на столе томик Шекспира и молча тычет пальцем в строку «Гамлета» – в слова Poor Yorick! (выдавая себя за Йорика, он, тем не менее, опасается на прямой вопрос об имени нагло лгать в глаза, могут и за руку поймать!), то в Примечании 16 к строкам XXXVII строфы 2-ой главы романа

Своим пенатам возвращенный

Владимир Ленский посетил

Соседа памятник смиренный

И вздох он пеплу посвятил;

И долго сердцу грустно было.

„Poor Iorick!“ – молвил он уныло…

(Гл. 2, XXXVII, 1-6)

Пушкин, подсказывая этот адрес, фактически тоже «тычет пальцем»: «„Бедный Йорик!“ – восклицание Гамлета над черепом шута. (См. Шекспира и Стерна.)»

7

Понимание структуры обоих романов, «Онегина» и стерновского «Путешествия», приводит нас и к пониманию того, против кого была направлена пародийность этих романов: и для Стерна, и для Пушкина литературными врагами были ревнители классицизма и архаисты. Тем не менее их пародийные стрелы должны были иметь и конкретный адрес, и, как в «Сентиментальном путешествии» мишенью стал тот, кто подразумевался Стерном за именем Евгений (предположительно – посредственный писатель Холл-Стивенсон /1718 – 1785/, сочинитель «Макаронических басен» и «Сумасшедших рассказов»), так и в «Онегине» им стал тот, кого Пушкин имел в виду за своим Евгением – Онегиным, широко известный в пушкинскую пору поэт и драматург Павел Катенин. В соответствии с его общим, формальным подходом к изучению литературы Шкловский применительно к обоим писателям – и Стерну, и Пушкину – остановился на понятии пародийности (как будто пародийность уже сама по себе заключает в себе некий глубокий смысл) и так и не преодолел этого тупика. Не преодолели его и последующие исследователи пушкинского романа: они не увидели, что, по аналогии с «Сентиментальным путешествием», «автор-повествователь» в романе Пушкина – Евгений, выдающий себя за Пушкина, что он такой же предатель и враг Пушкина, как Евгений стерновского романа – предатель и враг Йорика-Стерна. Между тем Пушкин ввел в «Онегина» и другие элементы, подчеркивавшие сходство и родство его романа с «Сентиментальным путешествием», на которые Шкловский не обратил внимания.