Прогулка - [2]

Вольно творит ремесло, наслаждаясь плодами усилий,

        Встав из речных камышей, бог голубой закивал.

В дерево входит со свистом секира, стонет дриада,

        Грузно с вершины горы рушится ствол вековой.

Окрылена рычагом, устремилась глыба с утёса,

        В тайные недра земли с лампой нырнул рудокоп.

Мерно и звонко стучит в наковальню молот циклопов,

        И под могучей рукой искрами брызжет металл.

Пляшет веретено, золотистым льном обвитое,

        С шумом меж нитей тугих носится ткацкий челнок.

Эхо разносит по рейду крик лоцмана; в дальние страны

        Ждут отправленья суда с грузом домашних трудов,

Весело тянутся в гавань другие с дарами чужбины, —

        Веет нарядный венок на высочайшей из мачт.

Что за кипенье на рынках, исполненных радостной жизни,

        Ах, что за смесь языков, странно волнующих слух!

Вот на подмостки купец высыпает богатства земные —

        Всё, что под знойным лучом Африка произвела,

Что в Аравийском краю вскипает, копится в Фуле, —

        И Амалтея добром переполняет свой рог.

Счастие здесь родит детей небесных таланту,

        Благоволеньем богов бурно искусства растут,

Жизнью воспроизведенной художник радует взоры,

        Камень, ожив под резцом, заговорил по-людски.

Свод рукотворных небес утверждён на столбах ионийских,

        В стены свои Пантеон весь заключает Олимп.

Легче летящей Ирисы, стрелы стремительней арка

        Круто перенеслась через ревущий поток.

В уединенье мудрец фигуры циркулем чертит:

        Дерзок и неутомим, он проникает умом

В силу материи, в дух, в любовь и презренье магнита,

        Ловит он в воздухе звук, он разлагает лучи,

В чуде случайностей ищет причины закономерной,

        Хочет явлений хаос в стройность и мир привести.

Буквами в голос и плоть облекаются мысли немые,

        И говорящий листок с ними плывёт сквозь века.

Тает туман заблуждений пред взором, широко раскрытым,

        Образы хмурых ночей тонут в сиянье дневном.

Рвёт оковы свои человек-счастливец, но вместе

        С узами страха, чтоб он повод стыда не порвал, —

«Воли!» — взывает рассудок, «Свободы!» — вторят желанья, —

        Бешено рвутся они прочь от природы святой.

Ах, средь бури исчез тот бдительный якорь, который

        У побережий держал; волны швыряют пловца

И в беспредельность несут; потерян из виду берег,

        Пляшет без мачт и руля челн по горам водяным.

В тучи зарывшись, погасли Медведицы кормчие звёзды,

        Всюду, куда ни глянь, властвует хаос один.

Правда из речи исчезла, из жизни вера и верность

        Скрылись, и ложь на устах клятвой священной звучит.

В крепкие связи сердец, в любовные тайны впускает

        Жало своё Сикофант, разъединяет друзей.

Вот пожирающий взгляд вероломство в невинность вперило,

        Вот злодеянье своим жгучим укусом мертвит.

Мысли продажные в душах растленных; любовь отрешилась

        От благородства, и нет в чувствах свободы былой.

Низкий присвоил обман святые черты твои, Правда,

        Он у природы украл лучшие те голоса,

Что неимущее сердце в порывах дружбы открыло;

        Честному чувству теперь — выход в безмолвье одном.

Право кичится на пышной трибуне, в лачуге — согласье.

        И привиденье — закон — стражем у трона стоит.

Множество лет и столетий мумия существовала,

        Обликом ложным своим жизни противостоя,

Но пробудилась природа, могучею медною дланью

        Двинула в полый костяк время с нуждой заодно, —

И, уподобясь тигрице, что, клетку стальную разрушив,

        Вдруг вспоминает, грозна, сень нумидийских лесов,

Гневно на зло человек ополчился и под остывшим

        Пеплом города вновь ищет природы родной.

О, раздвиньтесь же, стены, и дайте пленнику выход,

        Вот он, спасённый, бежит в лоно забытых полей.

Где я? Исчезла тропинка. Глубоко зияют ущелья

        Передо мной и за мной, переграждая мне путь.

Сзади остались сады, провожатых кустов вереницы,

        Скрылся из глаз любой след человеческих рук.

Только материю вижу, откуда росток свой пускает

        Жизнь, одичалый базальт ждёт чудотворной руки.

С ревом и шумом несётся поток по рёбрам утёсов

        И под корнями дерев путь пролагает себе.

Дико и страшно здесь! Одинокий в пустыне воздушной,

        Только орёл висит, мир с облаками связав.

Здесь ни один ветерок не доносит ко мне на вершину

        Отзвука дальних людских радостей или скорбей.

Но неужели один я? — О нет, я с тобою, природа,

        Ах, я на сердце твоём — это был только лишь сон;

Грозной картиною жизни мне ужас невольный внушал он,

        Рухнула в дол с крутизны мрачная грёза моя.

Здесь, на твоём алтаре, очищаются все мои чувства,

        И молодеет мой дух, полный весёлых надежд.

Цель и намеренья вечно меняет властная воля,

        И повторяются век, круговращаясь, дела.

Но, молодая всегда, ты, природа, во всех измененьях

        Благочестиво хранишь древний закон красоты.

Всё, что тебе доверяет младенец резвый и отрок,

        Чистой и верной рукой мужу ты передаёшь;

Разные возрасты жизни ты кормишь грудью единой;

        И под одной синевой и по одной мураве

Бродят совместно с близкими также и дальние роды.

        Видишь — сияет светло солнце Гомера и нам!