Прогулка по Гиндукушу - [15]

-- Небось, уже не одну сотню лет так лежит. Думай лучше об ассигнованиях, которые ты получишь от Эверест Фаун-дейшн.

-- Я отчетливо вижу, как он качается. Если сорвется, некому будет получать ассигнования,

Однако нас больше заботило не то, что могло упасть, а то, что падало. В пятнадцати метрах над нами природа соорудила выступ. Большие камни прыгали с него, как с трамплина, и летели на ледник, но навес не защищал от града осколков.

Мы обмотали головы тряпками, полагая, что это охранит нас, и заткнули уши, чтобы не слышать грохота. Затем пообедали. Обед был копией вчерашнего, и позавчерашнего, и так да

-лее: гороховый суп, консервированный яблочный пудинг...

Стемнело. Ветер ослаб. Камни смерзлись, и бомбежка прекратилась. Лишь изредка срывалась какая-нибудь особенно тяжелая глыба. Царила полная тишина, если не считать неопределенного шороха, вроде того, который слышен в морской раковине.

Однако так длилось недолго. Вскоре со стороны Нуристана донеслась тихая канонада, яркие вспышки озарили далекие вершины.

-- Это над Северной Индией,-- твердо произнес Хью. Впрочем, наученный опытом, я не очень-то полагался на его авторитет.

-- Пакистан, гроза, возможно, муссон. Километрах в ста пятидесяти отсюда. Хорошо, что далеко, не то это местечко могло бы стать неприятным.

-- Оно и так неприятное.

-- Я читал где-то,-- -продолжал Хью,-- что гроза в горах не опасна, исключая те случаи, когда слышишь звук, будто летит рой пчел. Но нам-то опасаться нечего. Муссон сюда не заходит.

-- Откуда ты взял, что это муссон?

До полуночи блистали зарницы, освещая огромные, похожие на гриб грозовые облака. (После-мы узнали, что гроза бушевала над Нуристаном, километрах в тридцати от нас.) Мы спали отвратительно: было тяжело дышать; ботинки, которые мы предусмотрительно сунули в мешки, чтобы они не задубели на морозе, упрямо карабкались вверх. Один раз я поймал себя на том, что с упоением сосу грязный шнурок.

В два часа я встал, чтобы разжечь примус. Ветер прекратился. Гора выглядела очень холодной, темной и безмолвной. Я был рад чем-то заняться, чтобы поскорее кончилась эта отвратительная ночь. Сорок пять минут понадобилось на то, чтобы закипела вода; пока я ждал, показалась утренняя звезда.

В половине пятого, как только стало светать, мы вышли в путь. Взяли две веревки, репшнур, карабины, молоток, крючья, термос с кофе, миндальное печенье, высотомер и два фотоаппа-' рата: один -- мелкоформатный, другой -побольше.

На этот раз мы направились вдоль склона над ледником к

устью глубокого кулуара, который, разветвляясь вверху, подводил к характерному выступу на гребне, напоминающему видом и размерами средневековый замок.

Медленно поднялись по осыпи. Издали она казалась чуть побольше клумбы, на деле ее площадь превышала пятнадцать гектаров. Выше осыпи начиналась скала. Еще стоял мороз, и казалось, что воздух потрескивает от нашего дыхания.

Скальную стенку покрывала ледяная глазурь. Было настолько круто, что мы тыкались носом в камень. Шаг за шагом, шаг-за шагом, время будто замерло. Только солнце, которое начало-треть нам спину -- сперва чуть-чуть, потом все сильнее,-- да быстрое таяние льда говорили о том, что время все-таки идет.

В самом начале развилки мы ступили на снег. На открытом' солнцу склоне он столько раз таял и смерзался, что был скорее похож на лед.

-- Как, по-твоему, что делать теперь?

Мы одновременно задали друг другу этот нелепый вопрос.. Ответ был известен заранее: "Идти дальше!" Дальше? Перед, нами был участок крутизной более семидесяти градусов!

-- Посмотрим в справочник.

В справочнике мы нашли рисунок: альпинист вырубает ступеньки на почти отвесной ледяной стенке. Н-да, стенка похуже нашей! Вдохновленный сравнением, я стал рубить ступени -- больше ничего не оставалось. Работа оказалась значительно более трудной, нежели я представлял. Стояла невыносимая жара,, и очки сразу запотели. Я решительно сдвинул их на лоб и чуть не ослеп от яркого света.

Одолев с десяток метров, я убедился, что дальше идти не могу. Дело было не в высоте; просто нервы не выдерживали постоянного напряжения: это было похуже, чем работа на вантах корабля. Требовалось закрепить веревку, чтобы страховать Хью,. по как? Дрожащими руками я попытался осуществить то, что справочник называл "Страховкой через древко ледоруба", на пришел к заключению, .что удерживать кого-нибудь с помощыа столь ненадежного якоря равносильно убийству плюс самоубийство. Хью беспокойно следил снизу за моими маневрами.

-- Забей крюк.

-- Молоток у тебя, а крючья лежат в рюкзаке. Я не могу их вытащить. Лучше попробую дойти вон до той скалы.

Метрах в четырех надо мной изо льда торчал камень. К сожалению, никто не мог сказать нам, что это: монолит или всего-навсего вмерзшая глыба? Я рискнул: добрался до камня и сел на него, упираясь кошками в лед. Камень выдержал.

-- Поднимайся.

Несмотря на ненадежную страховку, Хью добрался до меня и сразу пошел дальше. Здесь не стоило останавливаться.

Выше склон был еще круче, зато грунт мягче, а под самым гребнем лежал пласт рыхлого снега. Правда, тут нас подстерегал очень неприятный острый выступ. Хью свернул в обход; теперь я стоял внизу, ожидая, не сорвет ли он лавину, которая прикончит меня. Но вот Хью влез на макушку. Несколько минут -- и я рядом с ним на гребне; дышу как паровоз.