Прогрессоры - [11]

Халиту и так… не убил. Потому что Кирри попросил. Этого — слишком много. Слишком много снисходительности.

Кирри только вытащил свой нож — лезвие из вулканического стекла на деревянной рукояти, обмотанной тонкими сыромятными ремешками и проклеенной «любовью песка», клеящей вообще всё, если умеючи взяться. Когда топот верблюда Халиту угас за спиной, Кирри открыл его флягу и сделал несколько глотков. В первый миг показалось легче, но вырвало через несколько шагов. Кирри положил флягу на камень.

И дальше — была убивающая боль, жара, хрустящий шелест в камнях, заставляющий быстрее переставлять непослушные ноги, тошнота, безнадёжный ужас и тоска.

— Творец, — шептал Кирри, сжимая правой рукой рукоять ножа, а левой — скорпиончиков, слипшихся от крови, — не сердись на меня. Я в тебя тоже верю. Я смотрел на твою любимую звезду. Правда.

Раскалённый мир вокруг молчал. Кирри опёрся о камень — и камень обжёг руку, но эта боль показалась сущим пустяком по сравнению с той, другой, от которой голова раскалывалась на части. Кирри смотрел вперёд, не чувствуя слёз, текущих из уцелевшего глаза — мир, состоящий из камней, песка, удушливого неподвижного воздуха и чудовищ, затаившихся в укромных местах, не хотел, чтобы Кирри в нём жил.

— Отец-Мать, — пробормотал Кирри дрожащими губами, — прости, наверное, мне нельзя было в Чангран, да? Я слишком много хочу, да? А можно мне не умирать?

Но мир по-прежнему молчал. Ни лянчинских богов, ни богов нори-оки не было на этой чужой земле. Длинная судорога узким стеклянным лезвием проткнула икру Кирри и пропоролась дальше, вдоль бедра, дальше, вдоль позвоночника — боль сбила Кирри с ног, он инстинктивно свернулся в клубок, обжигаясь песком, открыв рот, но не в силах вдохнуть куда-то исчезнувший воздух.

Вот тут-то и явился Хозяин Этих Гор.

Он вышел из ниоткуда, он был — огромен. И страшен. Клубящаяся рыжая шерсть на его голове, как львиная грива, почти скрывала уродливое лицо, спускалась на лоб, спускалась с плеч, росла везде, росла на щеках, росла на подбородке, росла, кажется, на шее, завивалась кольцами и топорщилась. Глазки маленькие, блекло-зелёные. Каменная грудь, широченные плечи, руки-лопаты, ноги как стволы зонтик-дерева — вытесанная из песчаника статуя сурового демона.

Кирри взглянул на него с земли, не смея ничего сказать. У Кирри не хватило воображения представить себе, что может сделать со смертным подростком это горное божество — но сопротивляться чему бы то ни было показалось бессмысленным. Кирри положил нож на песок рядом с собой, чтобы божеству стала очевидна его покорность судьбе — и судорога пришла снова. Кирри подтянул под себя ногу, кусая костяшки кулака, чтобы не заорать.

Демон наклонился к нему и легко поднял, будто Кирри был годовалым младенцем. Кирри дёрнулся, но демон легко удержал его, как человек удерживает брыкающегося новорожденного козлёнка. И сказал — горным голосом, рокочущим, как поток, на еле понятном, странном каком-то, немного похожим на лянчинский, языке:

— Не бойся.

Не то, чтобы Кирри перестал бояться, но попытки вырваться прекратил. У него появилась смутная тень надежды.

А демон, между тем, одним взглядом заставил скалу бесшумно расколоться и раздвинуться в стороны, открывая вход в подземное святилище. И оттуда, из-под земли, потянуло восхитительным холодком — но и странным запахом, от которого у Кирри немедленно скрутило желудок. Он еле сдержал рвотный позыв, с трудом сглотнул и увидел недлинную лестницу, освещённую непонятно чем, коридор, прорубленный в скале, и плиты из гладкого и прозрачного стекла, которые, как и каменные створы, разъехались перед демоном — а за ними оказалось…

У Кирри не хватило бы слов описать увиденное. Купол, украшенный светильниками, источающими холодный и ясный неземной свет. Мигающие огни всех цветов, висящий в воздухе рисунок из огненных линий, изображающий непонятно что. Стеклянные вещи. Стальные вещи. Вещи, сделанные непонятно из чего. Вещи без назначения и смысла, но искусные и сложные выше понимания. И запах… Холодный, сладковатый, удушливый. Неприятный запах.

И жертвенник.

На который Кирри положили спиной. Не холодный и не твёрдый — но стало страшно до безмыслия, и Кирри снова дёрнулся.

Демон его остановил. Прикоснулся, как человек — беззлобно и осторожно, заставил снова лечь, нажав на плечи, сказал: «Будет хорошо», — и тело сами собой обхватили живые обручи из небывалого мягкого стекла, а острое стальное жало впилось в руку у сгиба локтя.

— Не убивай меня, — попросил Кирри — и вдруг ощутил, как из его головы вытекает боль. Уходит, уходит, уходит…

Это было чудо. Демон творил чудеса, причём — чудеса незлые. Кирри расслабился, позволяя себе отдохнуть от боли — и услышал произносимые неживым голосом, бесстрастным и высоким, невероятно звучащие заклинания из длинных нечеловеческих слов: «Концентрация нейротоксина… повреждение кожных покровов… травматическое удаление… лимфатические узлы…»

Под эхо этого голоса Кирри погрузился в полудрёму — и сквозь этот полусон смутно ощущал прикосновения демона к ране. Не больно. Чем-то холодным. Чем-то, резко пахнущим. Чем-то, отчего Кирри стало совсем спокойно — и он уплыл в мигающий искорками мрак забытья…