Программист в Сикстинской Капелле - [17]

 — Fantastico! — восхищённо прошептал Доменико, который всё это время не без интереса наблюдал этот «спектакль». — Кто тебя научил?

 — Дед научил, — с гордостью ответил я.

 — Знаешь… Мой отец, маэстро Алессандро Кассини тоже любил мастерить разные штучки из дерева. Вот этих прекрасных ланей тоже он сделал, — Доменико показал мне статуэтку на камине. Лани и правда настолько реалистичны, точно построены в OpenGL* с использованием мельчайшей триангуляционной сетки.

 — Твой отец был великий человек, — с участием ответил я.

 — Хотелось бы так думать, — в глазах «виртуоза» опять появилась грусть. — Ещё он виртуозно играл на скрипке, чем был известен по всей Италии. Я помню его совсем молодым и весёлым. Не таким, как в последние годы…

Я не хотел поднимать болезненную для нас обоих тему, и мы долгое время сидели молча. Наконец, я нарушил угнетающую тишину:

 — Доменико, мы уже ничего не можем сделать. Но надо жить. И идти вперёд.

 — Ты прав. Покажи своё упражнение для развития диафрагмы. Думаю, теперь тебе будет легче его выполнять.

Неделю назад, как раз когда Доменико первый раз разбудил меня и сорвал одеяло, он, оказывается, обнаружил у меня сильнейшее искривление позвоночника.

Надо сказать, я с детства страдал от сколиоза, к которому впоследствии добавился ещё и остеохондроз. Таким образом, позвоночник мой напоминал график арктангенса. А на следующий день Доменико предложил мне его немного выпрямить какими-то своими методами.

 — Не думаю, что это хорошая идея, — скептически заметил я. — Профессиональный врач за пять лет ничего не смог сделать, а ты без элементарного медицинского образования и подавно не справишься.

 — Справлюсь. Это тебе говорит человек, вылечивший от подобного искривления своего брата Эдуардо.

 — Эдуардо ребёнок, у него ещё тонкий костный каркас.

 — Не забывай, что у «виртуозов» плотность костей с возрастом не меняется, — заметил Доменико.

 — Ну о’кей, давай попробуем, — согласился я.

 — Чего? — не понял Доменико.

 — Это значит «да, конечно».

Операция по «спрямлению кривой» была долгой и чрезвычайно болезненной, похоже, что болевой порог у людей того времени был сильно выше, чем у изнеженного офисного работника.

В процессе меня не покидало ощущение, будто я старый ноутбук, а Доменико — инженер, который разбирает его на части. Каждый позвонок был будто бы выкручен, как криво завинченный, не попадающий в резьбу винт, а затем уже правильно ввинчен на место.

Однако, несмотря на это, на следующий день я буквально чувствовал себя как новый, даже боль в спине на какое-то время отступила.

 — Ты гений, Доменико, — только и смог ответить я. — Как мне тебя благодарить? Хочешь научу решать дифференциальные уравнения?

 — Нет, нет, только не математика. Терпеть её не могу! Мне плохо от этих формул и чисел.

 — Но ведь ты выиграл состязание по запоминанию знаков числа Пи.

 — У меня просто хорошая память. А Карло Альджебри так долго зубрил эти знаки вслух, часто даже во время мессы в перерывах, что хочешь-не хочешь, а выучишь.

 — Ясно. Тогда я не знаю, чем могу помочь.

 — Можешь позаниматься математикой с Эдуардо. У него технический склад ума.

 — Издеваешься? Эдуардо меня терпеть не может, как и всех «виртуозов».

 — Если сможешь найти с ним общий язык, я буду тебе весьма признателен.

 — Ладно, завтра попробуем.

Однако на следующий день ничего не получилось: Эдуардо заперся в своей комнате и вывесил на двери объявление: «Монстрам вход запрещён». Пришлось думать, как выкурить трудного подростка из комнаты, но за три дня ничего так и не придумали и решили, что сам вылезет, когда захочет.

Итак, я забрался на только что построенный тренажёр. Мне предстояло окончательно его протестировать, и я сделал несколько подходов.

 — Это совсем просто. Прошу, твоя очередь, — обратился я к Доменико.

Доменико очень аккуратно повторил за мной упражнение для пресса, но на третьем подходе ему стало дурно, и он, опираясь на моё плечо, еле добрался до дивана.

 — Нет, всё же эти упражнения больше подходят для солдат, чем для певцов.

 — Ты просто ещё не привык, — попытался я переубедить Доменико.

Отжимания от пола тоже не пришлись по нраву этому «виртуозу» восемнадцатого века, он пожаловался, что вывихнул руку. Перебрав несколько видов упражнений, не требующих специального оборудования, мы, наконец, сошлись на некоторых приёмах из каратэ. Но для этого потребовалось место, и я решил на время вынести скамью для пресса из комнаты. Однако, моя очередная «программа» вновь завершилась с ошибкой: подняв скамью, я нечаянно задел стоящую на камине фарфоровую вазу, на которой были изображены павлины и тюльпаны.

Ваза упала и разбилась вдребезги, а Доменико, сам себя не помня от злости, бросился ко мне и вцепился в воротник.

 — Это же делфтский фарфор!

 — Не переживай, мы найдём точно такую же вазу. Не такой уж и раритет.

 — Ты знаешь, кто? Бревно неотёсанное, степной варвар, медведь из леса, толстокожий гиппопотам!

 — Гиппопотам, между прочим, царь. В то время как бегемот — просто аптекарь*.

Но Доменико меня не слушал. Он сел в кресло, схватился за голову и… вдруг заплакал.

 — Ты чего?! — я был в шоке. Первый раз вижу, чтобы парень в открытую вот так вот развешивал сопли. Причём, из-за какой-то дурацкой вазы!