Программируем счастье - [6]

Переводя научный язык на практический, сформулируем проблему так: излишняя рационализация это серьезное ограничение свободы и потенциальных возможностей. И вот почему.

Профессор МГУ С. А. Лебедев не случайно сказал, что слишком рациональный «человек неминуемо редуцируется к рациональной и полностью социально детерминированной системе». Действительно: если я всякий раз исхожу из того, что в данном случае будет целесообразно, т. е. действую сообразно цели, то теперь я могу выбирать только то, что меня к этой цели приближает, а что не приближает – не могу. Значит, все мои действия будут определяться, во-первых, теми обстоятельствами, в которых я оказался – ведь именно они характеризуют мое положение относительно цели, а во-вторых, принципами и правилами игры, которые здесь приняты – ведь именно их я использую для решения своих задач. И обстоятельства, и правила есть плод внешнего мира. Таким образом, моя активность становится реакцией на мир, а моя стратегия – производной от воздействия внешнего мира. Мир в данном случае – общество, другие люди, начинают определять мое поведение, и я превращаюсь в то самое полностью социально детерминированное существо. Я больше не творец себя, я отражение окружающего.

Прекрасный пример того, как такой человек утрачивает свободу, дал сам упомянутый выше Николай Козлов, отвечая на вопросы в одном из своих интервью. Когда ему предложили заняться одним Интернет-проектом, потому что это интересно, он ответил: «”Интересно” – это понятие из серии детства, душевно взрослые люди заняты обычно делами». Может это и правильно, но не слишком радует такая свобода «душевно взрослого» человека. Теперь он уже не может делать то, что интересно, то, что нравится – только то, что нужно. Но становясь рабом своих задач, не утрачивает ли человек своего высокого предназначения, не деградирует ли?

«В терминологии Аристотеля, помимо вещей «полезных и необходимых» человек – не раб – создает вещи «прекрасные и невыгодные», и эта способность возвыситься над непосредственными потребностями и материальными – экономическими, хозяйственными, прагматическими – интересами выделяет его из животного царства. Жизнедеятельность не может считаться сознательной и свободной, т. е. подлинно человеческой, если она носит исключительно целерациональный характер и сводится к удовлетворению неких первичных и «естественных» потребностей, вытекающих из необходимости приспосабливаться к среде и решать практические задачи». В том числе потому, что целерациональность «ликвидирует различия между тем, что претендует на значение, и тем, что служит самосохранению… Новый панлейбористский аскетизм… обнаруживает себя в неспособности наслаждаться, в подчинении полезному и необходимому не только прекрасного и невыгодного, но также всего интересного и приятного /выделено мной – Д. П./» [10]. Сравните: в другой раз мэтра практической психологии спросили, как он проводит досуг. В ответ он пошутил: «А что это такое?» Типа нет ни времени, ни возможности досугом заниматься.[1] Но мудрые говорят: «Если ты считаешь, что твоя жизнь посвящена деланию, то ты не понимаешь сам себя» [51;275]. «Когда жизнь проживается с точки зрения контроля над убытками или наибольших преимуществ, истинная благодать жизни утрачивается. Теряется возможность. Упускается шанс. Ибо жизнь, проживаемая таким образом, – это жизнь, проживаемая из страха, и эта жизнь лжет о тебе» [51;214].

Великий учены и философ Галилей как-то сказал: «…я считаю, что то, что дает нашим поступкам и изобретениям величие, благородство и превосходство, заключается не в том, что необходимо, хотя отсутствие его было бы большой ошибкой, а в том, что не является необходимым…». Ему вторят и другие выдающиеся люди. Так, английскому философу и государственному деятелю Френсису Бэкону приписывают слова: «полезное предполагает верное, но пространство истины всегда больше пространства полезного». Причем движение тут двустороннее – сколько раз оказывалось, что исследователь, совершенно забросивший «полезные» вещи и занимающийся поиском истины, вдруг получает результат, приносящий колоссальную пользу! Ведь именно в таком, необусловленном выгодой поиске и получают наилучшие результаты!

Впрочем, не будем замахиваться на вещи, которые практической психологии изначально не по зубам. Зато сейчас самое время перейти ко второму важнейшему ограничению – ограничению потенциальных возможностей. Чтобы показать, сколь серьезны эти ограничения, достаточно примеров из житейской сферы. Ведь возможности они будут упущены не где-то, а прямо здесь, сейчас – в бизнесе, в личной жизни, в судьбе! Чтобы этого не допустить, взглянем подробнее на механизм тотальной рационализации.

Фактически она означает, что бразды правления передаются рассудку. Рассудок отвечает за житейскую, обыденную, прагматическую составляющую сознания, в отличие от разума, ответственного за высокое теоретизирование, схватывание не лежащих на поверхности закономерностей, построение метафизических схем. Это определение из институтского учебника. Но с какой это стати рассудок стал претендовать на верховного главнокомандующего всей жизни? Она что, исчерпывающе открывается ему, и в ней нет непостижимых для рассудка вещей? Полагаю, не требуется доказывать, что это не так. Даже обыденная жизнь представляет для человека таинство, где полно неясностей и неожиданностей.