Прогнившие насквозь - [27]

* * *

Когда я был не в морге, то был с Боллом и его подчиненными в Скотланд-Ярде, где помогал им разбираться со всей имеющейся информацией по делу против Джорджа и Эрика. Мы бесчисленное количество раз прослушали записи и прочитали десятки письменных показаний. Их отдел провел полномасштабное расследование: показания дали ритуальные агенты, помощники коронера и родственники покойных. Один ритуальный агент сообщил, что Джордж как-то предлагал ему недорого купить подержанный гроб. Один из помощников коронера попросил гробовщика оплатить ему членство в масонской ложе – гробовщик ответил отказом, после чего помощник коронера начал поручать прибыльную перевозку тел кому-то другому. Из мести, когда полиция взялась за дело, этот гробовщик первым его и сдал.

Планировалось, что операция Болла охватит весь Северный Лондон, но его начальство прикрыло расследование. Проведенная двумя годами ранее антикоррупционная операция среди полицейских легла огромным пятном позора на всю полицию. Это расследование коррупции в полиции (в ходе которого выяснилось, что она есть повсеместно) затронуло десятки сотрудников, обошлось в четыре миллиона долларов, однако не привело ни к единому приговору. Тем не менее двести пятьдесят полицейских были уволены со службы. Руководство лондонской полиции не хотело иметь дело с новым громким скандалом, но к началу предварительных слушаний по делу против Джорджа и Эрика на Боу-стрит, 40 три полицейских уже находились под следствием и три помощника коронера, с которыми я работал, были преданы суду (аристократичный Тед, толстый Фрэнк и тощий и неприглядный Мартин, которого я на работе толком не видел). Мне было не особо приятно участвовать в полицейской операции по поимке Джорджа, но это было ничто по сравнению с моим выступлением в качестве главного свидетеля в суде, который, к моему великому удивлению, приковал внимание всей страны.

08. Суд

Январь 1983 года

Когда Джорджу предъявили запись, он решил во всем признаться. Эрик, напротив, продолжил настаивать на своей невиновности, так что ему предстоял суд присяжных.

Поначалу я относился к судебному процессу по делу о коррупции как к любому другому: в конце концов, я уже привык к работе системы правосудия. Тем не менее, когда процесс начался и меня попросили пройти в комнату для свидетелей, все оказалось совершенно иначе. Прочие свидетели (коих было много, в том числе и приятелей Джорджа) один за другим бросали на меня ненавидящие взгляды, переговариваясь между собой. Я мог только догадываться, о чем шла речь, однако уверен, что они с радостью увидели бы мое тело лежащим на столе для вскрытия.

Когда зашедший поздороваться Джон Болл увидел, что происходит, он вывел меня из комнаты.

– Нельзя тебя здесь оставлять, – сказал он, жуя ириску, и после непродолжительного обсуждения мне было разрешено ожидать своего выступления перед судом в небольшом помещении, которое использовали полицейские, работающие в суде. Многочисленные съемочные группы и сливки британской прессы уже расположились снаружи здания, сражаясь за лучшие места. Я понимал, что мои показания сделают меня главной звездой всего представления, чего хотел меньше всего на свете. Желание блистать в свете театральных софитов осталось далеко в прошлом – теперь мне больше по душе был относительный покой и тишина морга.

Наконец громкий голос объявил: «Вызывается Питер Эверетт!», и я вышел на сцену, чтобы начать главное выступление в своей жизни.

Хоть я и не сделал ничего дурного, во время дачи свидетельских показаний в суде у меня выступила испарина.

Я не боялся давать показания в суде: в конце концов, я не сделал ничего плохого и к этому времени повидал немало судов, однако от вида переполненной ложи для прессы – часть журналистов была вынуждена разместиться на свободных местах для публики – у меня выступила испарина. Оставшиеся места были заняты членами профсоюза работников морга с мрачными лицами. Они явно были не особо рады меня увидеть. Кроме того, присутствовали родители Эрика, убежденные в его невиновности. Я сожалел, что им пришлось пройти через этот кошмар, но, как по мне, их сын был на сто процентов виновен в том, что обворовывал мертвецов.

Я уже привык к старинным и тесным залам в Центральном лондонском суде, однако в Саутуарке было не лучше – на самом деле, даже хуже. К своему удивлению, я обнаружил, что свидетельская трибуна располагается прямо напротив судьи. Настолько близко, что я мог бы коснуться кончика его носа. Еще больше с толку сбивало то, что я точно так же мог дотянуться до Джорджа и Эрика, которых немедленно поставили рядом со мной. Они оба безуспешно пытались не смотреть на меня таким взглядом, словно желали мгновенной смерти от сердечного приступа.

Судья Эдвард Фокс – пожилой мужчина в очках с золотой оправой, с тихим приятным голосом, – наверное, почувствовав мою нервозность, изо всех сил постарался успокоить, объяснив мою роль в деле, сложное положение, в котором я оказался, а также абсолютную необходимость этого судебного процесса. Затем он, как полагается, официально предупредил, что меня не могут заставить говорить ничего, что выходит за пределы общедоступных знаний, а также свидетельствовать против себя. Позже Болл объяснил мне, что это было мерой предосторожности на случай, если адвокат Эрика предпримет попытку сделать обвиняемым и меня. На аудиозаписях, сделанных в пабе «Диккенс Инн», мои попытки выудить у него побольше информации о его всевозможных «мутках» звучали так, словно я просился в долю. Однако судили в тот день не меня, хотя вскоре я и почувствовал себя именно так.