Профессорская дочка - [6]

Но с другой стороны, я встретила мышь не в другом, а в своем собственном мире: а) на кухне, б) в туалете… и глупо было бы уступить ей жизненно важные позиции.

Может быть, этот человек как-нибудь тактично уговорит мышь не появляться хотя бы на кухне?

Без очков я видела только его силуэт – большой, в чем-то длинном, в руке рабочий чемоданчик.

– Здравствуйте, спасибо, что зашли… – сказала я.

– У вас же черный ход! А мне говорили – парадный! Лестница жуткая, перед входом помойка!

Силуэт быстро прошел на кухню, взглянул в окно и вернулся в прихожую.

– А где вид на Фонтанку, на Летний сад – это?!! Это помойка, а не Летний сад, – раздраженно сказал он. – Нет, даже две помойки! А почему последний этаж?! Как можно называть элитной квартирой этот скворечник, эту, это…

Скворечник! ЭТО!.. Знает, что я жду его как манну небесную, вот и позволяет себе несправедливые, необдуманные, нетактичные замечания… Скворечник! ЭТО!

Не ЭТО, а нашу квартиру папа получил за академические заслуги! Давно, в другой жизни – в шестидесятые годы прошлого века (звучит, как будто мой папа – народоволец или статский советник).

Ленинградцы тогда жили в коммуналках или переезжали в хрущевки на окраину, и отдельная трехкомнатная квартира на Фонтанке, напротив Летнего сада, – это и правда было за большие заслуги. Но папа бесконечно уступал всем, всем было нужнее, чем ему, и в итоге папе досталась двухкомнатная квартира во дворе, в желтом флигеле, на черной лестнице, такой узкой, крутой, безнадежной – идешь и отчаиваешься. Последний, третий этаж, еще десять ступеней вверх, и вот наконец маленькая железная дверь, наша.

Так что теперь это не совсем престижная квартира. Зато бесценная – ведь никто не знает, сколько стоит метр площади около Летнего сада в желтом покосившемся флигеле у помойки.

– Черный ход, помойка… – возмущенно бормотал силуэт. – Это называется «элитное место»… Врет как сивый мерин…

– Я не вру, – растерянно сказала я, – то есть я бы с удовольствием, но папа говорит, что у меня все на лице написано, поэтому я никогда не вру как сивый мерин…

– Врете, – убежденно возразил человек от мышей.

Господи, ну и ворчун…

Потом оказалось, что он-то, конечно, ворчун, а я дура. В его голосе все время звучало такое искреннее недоумение, что я могла бы по крайней мере надеть очки и посмотреть, кто ко мне пришел.

В очках я бы, конечно, сразу поняла, что этот респектабельный господин в длинном пальто (и в костюме, и в длинном шелковом шарфе) ни в коем случае не может быть человеком от мышей. И в руке у него не рабочий чемоданчик с инструментом для устрашения мышей, а красивый портфель с важными бумагами.

В очках я бы, конечно, не водила респектабельного господина по дому, предлагая ему повсюду поискать мышей, а уже в прихожей поняла, что это я – насчет мышей, а он – насчет квартиры. Не моей, конечно, а просто он пришел посмотреть, а затем купить квартиру в нашем доме. И вместо парадного подъезда забрел на черную лестницу, третий этаж и еще десять ступенек вверх – перепутал. Как в кино.

Но я все еще была без очков.

– Не расстраивайтесь, – примирительно сказала я, – подумаешь, помойка у входа…

Человек от мышей возмущенно фыркнул.

– Ну хорошо, хорошо, не подумаешь, а помойка!.. Не стоит так переживать, я же тут живу, и ничего страшного…

– Что?! ВЫ живете? По-вашему, это аргумент?! – закричал он. – И в любом случае она для меня слишком маленькая, так что извините.

Маленькая? Но он же ее еще не видел!..

Неужели этот мышиный маньяк мечтает сразиться с титанической мышью с него ростом, а остальных, нормальных петербургских мышей просто не принимает во внимание?

– К тому же вы хотите за нее слишком много. Она не стоит таких денег, – жестко сказал он и повернулся, чтобы уйти от меня и моей мышки навсегда. – Всего хорошего.

Он считает, что я прошу за мышь слишком много?.. Или слишком мало?

– Ох… Мы договоримся, я вам обещаю, что мы договоримся! – испуганно заторопилась я. Сейчас он уйдет, и я останусь один на один с мышью! – Но раз уж вы все равно тут, хотя бы посмотрите… Позвольте, я вам хотя бы ее покажу, пожалуйста…

– Это ни к чему. – Он рассеянно обвел взглядом прихожую. – Эй, а что это у вас, неужели подлинники?

В прихожей висит маленький пейзаж Саврасова (папа его не любит, говорит, слишком яркий), Крамской, коричневый на коричневом фоне, и эскиз Ге «Страсти Христовы» (папа говорит, мазня).

– Копии, копии, ни в коем случае не подлинники. – Это я соврала из осторожности, на случай если мышиный маньяк захочет их украсть. – Вообще-то они у нас из маминой семьи. Папа их не любит.

– Если у вас в прихожей передвижники, что же тогда в комнатах? – спросил человек от мышей. – Ладно, черт с вами, показывайте быстрей, мне некогда.

– Тогда сначала идите в туалет, – деловито сказала я.

– Мне не нужно в туалет, спасибо, – удивился он. – Покажите комнаты.

Я ни разу не встречала мышь в комнате, но он профессионал, ему видней.

– И вы тут живете? – присвистнул он, оглядевшись по сторонам.

Да, я живу, а кто же?

Когда новый человек заходит в комнату и, вместо того чтобы искать мышь, удивленно спрашивает: «И вы тут живете?» – то невольно на мгновение посмотришь на собственный дом свежим взглядом. И что?..