Профессором меньше - [4]

Он распалился пуще прежнего, и мне не очень-то понравился его взгляд.

— Чудеса, — повторял он. — Все равно, что лампу Аладдина найти.

— Хорошо бы вы от нас отвязались, — говорю. — Вы и ваша комиссия.

— Да забудь ты о комиссии. Я решил пока что заняться этим самостоятельно. При условии, если ты будешь содействовать. В смысле — поможешь мне. Согласен?

— Не-а, — ответил я.

— Тогда я приглашу сюда комиссию из Нью-Йорка, — сказал он торжествующе.

Я призадумался.

— Ну, — сказал я наконец, — чего вы хотите?

— Еще не знаю, — медленно проговорил он. — Я еще не полностью охватил перспективы.

Но он был готов заграбастать все руками и ногами: знаю я такое выражение лица.

Я стоял у окна, смотрел на улицу, и тут меня вдруг осенило. Я рассудил, что, как ни кинь, чересчур доверять прохвессору — вовсе глупо. Вот я и подобрался будто ненароком к ружью и кое-что там подправил.

Я прекрасно знал, чего хочу, но если бы Гэлбрайт спросил, почему я скручиваю проволочку тут и сгибаю какую-то чертовщину там, я бы не мог ответить. В школах не обучался. Я твердо знал только одно: теперь эта штучка сработает как надо.

Прохвессор строчил что-то в блокноте. Он поднял глаза и заметил меня.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Тут было что-то неладно, — соврал я. — Мне кажется, вы намудрили с батарейками. Вот сейчас испытайте.

— Здесь? — возмутился он. — Я не хочу возмещать убытки. Испытывать надо в безопасных условиях.

— Видите вон там, на крыше, флюгер? Никто не пострадает, если мы в него нацелимся. Можете испытывать, не отходя от окна.

— Это… это не опасно? — Ясно было, что у него руки чешутся испытать ружье.

Я сказал, что все останутся в живых. Он глубоко вздохнул, подошел к окну и неумело взялся за приклад.

Я отошел в сторонку. Не хотел чтобы шериф меня увидел. Я-то его давно приметил — он сидел на скамье возле продуктовой лавки через дорогу.

Все вышло, как я и рассчитывал. Гэлбрайт спустил курок, целясь во флюгер на крыше, и из дула вылетели кольца света. Раздался ужасающий грохот. Гэлбрайт повалился навзничь. И тут началось такое столпотворение, что передать невозможно. Завопили по всему городку люди.

Я почувствовал, что сейчас очень кстати будет превратиться в невидимку. Так я и сделал.

Гэлбрайт осматривал ружье, когда в номер ворвался шериф Эбернати. А с шерифом шутки плохи. У него был пистолет в руке и наручники наготове; он отвел душу, изругав прохвессора последними словами.

— Я вас видел! — орал он. — Вы, столичные, думаете, что вам здесь все сойдет с рук. Так вот, вы ошибаетесь!

— Сонк! — вскричал Гэлбрайт, озираясь по сторонам. Но меня он, конечно, увидеть не мог.

Тут они сцепились. Шериф Эбернати видел, как Гэлбрайт стрелял из ружья, а шерифу палец в рот не клади. Он поволок Гэлбрайта по улице, а я, неслышно ступая, двинулся за ними следом. Люди метались как угорелые. Почти все держались за щеки.

Прохвессор продолжал ныть, что ничего не понимает.

— Я все видел! — оборвал его Эбернати. — Вы прицелились из окна — и тут же у всего города разболелись зубы! Посмейте только еще раз сказать, будто вы не понимаете!

Шериф у нас умница. Он с нами, Хогбенами, давно знаком и не удивляется, если иной раз творятся чудные дела. К тому же он знал, что Гэлбрайт — ученый. И вот получился скандал, люди доискались, кто виноват, и я оглянуться не успел, как они собрались линчевать прохвессора.

Эбернати его увел. Я немножко послонялся по городку. На улицу вышел пастор посмотреть на церковные окна, которые его озадачили. Стекла были разноцветные, и пастор никак не мог понять, с чего это они вдруг расплавились. Я мог бы ему подсказать. В цветных стеклах есть золото: его добавляют, когда хотят получить красный тон.

В конце концов я подошел к тюрьме. Меня все еще нельзя было видеть. Поэтому я подслушал разговор Гэлбрайта с шерифом.

— Все Сонк Хогбен, — повторял прохвессор. — Поверьте, это он перестроил проектор!

— Я вас видел, — отвечал Эбернати. — Вы все сделали сами. У-у, — Он схватился рукой за челюсть. — Прекратите-ка, да поживее! У толпы серьезные намерения. В городе половина людей сходит с ума от зубной боли.

Видно, у половины городских в зубах были золотые пломбы.

То, что сказал на это Гэлбрайт, меня не очень-то удивило:

— Я ожидаю прибытия комиссии из Нью-Йорка; сегодня же вечером позвоню в институт, там за меня поручатся.

Значит, он всю дорогу собирался нас продать. Я как чувствовал, что это у него на уме.

— Вы избавите меня от зубной боли и всех остальных тоже, а не то я открою двери и пущу линчевателей! — простонал шериф. И ушел прикладывать к щеке пузырь со льдом.

Я прокрался обратно в коридор и стал шуметь, чтобы Гэлбрайт услыхал. Я подождал, пока он кончит ругать меня на все корки. Напустил на себя глупый вид.

— Я, наверно, ошибся, — говорю. — Могу все исправить.

— Ты уж наисправлял достаточно! — Тут он остановился. — Погоди. Как ты сказал? Ты можешь вылечить эту… что это?

— Я осмотрел ружье, — говорю. — Кажется, я знаю, где напорол. Оно теперь настроено на золото, и все золото в городе испускает тепловые лучи или что-то в этом роде.

— Наведенная избирательная радиоактивность, — пробормотал Гэлбрайт очередную бессмыслицу. — Слушай, вся эта толпа… У вас когда-нибудь линчуют?