Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей - [116]

Веркине отдал нам билеты и деньги.

Никто не собирался прощаться, так что я взял на себя эту обязанность и радостно сказал всем «до свидания».

Трудно сказать, чьё лицо выразило больше злобы, кровожадности и огорчения.

Мы сели на поезд.

X

В Труро мы перебрались в вагон первого класса экспресса, следующего из Пензанса на Паддингтонский вокзал. От Мориарти исходили такие смертоносные флюиды, что никто не осмелился подсесть к нам в купе, хотя поезд был полон.

От самой станции Фэл-Вэйл профессор не вымолвил ни слова.

Я отправился в вагон-ресторан и заказал себе обильный завтрак. Там сидели три аппетитные хихикающие девицы — видимо, ехали на однодневную экскурсию в Лондон. Я подмигнул им и подкрутил ус. После столь бурных событий с готовностью обесчестил бы всех трёх ещё до вечера. Но потом к хохотушкам присоединилось несколько дюжих молодчиков, и девицы принялись тайком показывать на меня пальцем. Да я же, наверное, весь в грязи! Пришлось отправиться в уборную и привести себя в порядок. Сажу удалось отмыть, но вот синяки и порез на горле никуда не делись. А ещё на боку осталась царапина от шпионского ножа. Я вдруг почувствовал себя неимоверно старым.

Заказал напоследок кофе и с кофейником в руках вернулся в купе.

Профессор согласился выпить чашечку. Он всё ещё прокручивал в голове события прошедшего вечера.

Интересно, конечно, кто же на самом деле тот самозванец, но этот вопрос подождёт. Вместо этого я спросил о том, что не давало мне покоя с самого визита в клуб «Ксениад»:

— Мориарти, а почему родители дали вам одинаковые имена? Почему вы все Джеймсы?

— Так звали нашего отца. Он хотел передать своё имя наследнику.

— Всем троим наследникам?

— Тому сыну, который доставит ему радость. Насколько мне известно, моё рождение доставило отцу радость. С раннего детства я проявлял склонность… склонность к цифрам, и он был мною доволен. И мать тоже, насколько мне известно, хотя она ничего не говорила. Она, как я помню, вообще почти ничего не говорила. Отец каждую неделю проверял мои успехи и выказывал одобрение. Когда мне исполнилось шесть, он стал радоваться гораздо меньше. Потом вообще прекратил. Я вновь и вновь проверял свои вычисления и не находил ни единой ошибки. И в конце концов пришёл к выводу: изъян не во мне, а в отце. Но ему я об этом не сказал. Он бы не согласился.

Мне было семь, когда родился брат. Брат Джеймс. Джеймс доставил отцу радость. С самого дня его рождения батюшка, кажется, не сказал мне ни слова. Меня кормили, одевали, обучали, но в нашем доме я стал призраком. Брат не знал, кто я, но постепенно понял: можно безнаказанно чинить мне разные мелкие пакости, никто не будет за это пенять. Отец какое-то время оставался им доволен. Брата звали Джеймс, и он поверить не мог, что это и моё имя тоже. Понял это, только когда родился наш брат. Наш брат Джеймс. Мне тогда было четырнадцать, а Джеймсу — семь. Он тоже потерял имя.

Младший Джеймс стал единственным Джеймсом, а средний Джеймс и я превратились в призраков. Но не сблизились, нет. После всего, что произошло между нами, это было невозможно. Младший сделался первым и единственным Джеймсом, отец был им доволен до поры…

Участь призрака миновала младшего, поэтому, как вы сами видели, ему недостаёт твёрдости характера. Хотя хитрости и ловкости не занимать. Возможно, если бы отец с матерью не сгинули в море, они бы завели ещё одного ребёнка, ещё одного Джеймса. И это бы должным образом сформировало характер младшего.

— Мориарти, а при каких именно обстоятельствах ваши родители сгинули в море?

Профессор ненадолго задумался.

— При загадочных, Моран.

Я допил кофе. Помните, я говорил, что профессор не самый худший представитель своего семейства. Не самый худший Джеймс в клане Мориарти. Как и его братья. Мне думается, самым худшим был самый первый Джеймс.

— Джеймс, Джеймс и я выбрали разные жизненные дороги. Мы никогда особенно не жаловали друг друга, но мы семья. Не вижу смысла в вычислениях, которые не приводят к конкретному результату, и тем не менее я размышлял над тем, как всё могло бы повернуться, будь я единственным ребёнком или стань мои братья, скажем, Робертом и Стюартом. Был бы я, единственный Джеймс Мориарти, иным? Большую часть того, кем я мог бы стать, у меня забрали вместе с именем и передали братьям. Эта самая часть в результате пропала. Джеймс и Джеймс тоже неполноценны, им пришлось разделить со мной то, что является достоянием лишь одного человека. Но подобные обстоятельства имеют свои преимущества. Некоторые качества мешают сосредоточиться.

У Джеймса-младшего было приятное детство, но оно не пошло ему на пользу. Те времена канули в далёкое прошлое. А он так навсегда и останется лишь чиновником, притом весьма посредственным. Джеймс избрал поприще военного, его влекли порядок и система. И достиг кое-какого авторитета. Я собирался принять сан. Отсутствие математических доказательств существования Бога меня нисколько не смущало. Атеизм скорее способствует успешной карьере в лоне Англиканской церкви: глупые верования только мешают. Затем я осознал, как именно можно использовать цифры, и избрал в качестве дела жизни то предприятие, в которое вовлечены вы и многие другие. Будь я единственным Джеймсом Мориарти, я бы не был тем, кого вы сейчас видите перед собой.