Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей - [109]

Но когда мы обратимся против, скажем, кайзера Вильгельма (а это непременно произойдёт), то победу нам принесёт «Каллиник» — творение учёных и инженеров. Вас мы, разумеется, оставим. Вояк вашего типа. Назовём сухопутными капитанами и посадим на крышу поезда. Нечто вроде носовой фигуры. И медаль дадим, когда вам отстрелят голову. Но сражаться по-настоящему будут не солдаты в алых мундирах, а механики в рабочих блузах.

Я чихать хотел на драгоценный департамент снабжения и ни за что не позволил бы ему встать во главе чего бы то ни было. Сколько бы побед ни одержал волшебный паровозик. И полковник это отчётливо видел. Да он даже не умеет управлять «Каллиником» и не сам его создал — всего-навсего заполнил нужные бумажки.

Я достал из кармана револьвер и прицелился полковнику в голову. Он сразу же примолк.

— Моран… — мягко предупредил меня профессор.

В то мгновение я не мог предугадать, разозлится или обрадуется Мориарти, прикончи я его брата.

— Вы не успеете выстрелить, я испепелю вас прямо отсюда.

В мою сторону нацелились сопла огненных орудий «Каллиника». Я развернулся и выстрелил… в коленную чашечку Оберштейна. Тот рухнул как подкошенный, а из его руки выкатился пистолет, замаскированный под большие карманные часы. Всё это время бывший святой отец незаметно перемещался по платформе, намереваясь пальнуть полковнику в спину.

— Господин старший чиновник, мне полагается медаль? Я вроде как только что спас вам жизнь.

София Кратидес покраснела от досады — стояла прямо позади Оберштейна и проморгала.

Когда я выстрелил, Лукас и Сабин рухнули на землю. Эльза фон Гофмансталь осталась стоять.

Оберштейн выругался по-немецки.

Лукас и Сабин покатились по платформе, а на меня вдруг снизошло озарение! Я понял то, чего не увидел ещё ни один из Мориарти.

Я не могу, понюхав пепел от сигары, определить размер ноги того, кто её выкурил. Зато я уцелел во многих передрягах — в буквальном смысле остался сравнительно целым. А всё почему? Потому что я не склонен, подобно учителю математики, долго и обстоятельно размышлять. Просто знаю, и всё, и мне плевать, как и почему я это знаю. Иногда всё дело в дуновении ветерка, иногда — в ветке, которая сломана уж слишком аккуратно.

Нас заставили думать, что эти два человека представляют разные государства, а теперь они действовали как слаженная команда.

Начальник станции вообразил, что собрал здесь соперников, но фальшивые охотники за призраками сговорились меж собой. Играя в карты, я понял: Эльза и Оберштейн — сообщники. Но это был двойной блеф — меня хотели убедить, что Лукас и Сабин не с ними.

София Кратидес выхватила два метательных ножа и собиралась уже прикончить мерзавцев, но ей помешала фрейлейн Гофмансталь. Немка внезапно взмахнула ногой в лучших традициях исполнительниц канкана и ударила сапогом прямо в грудь гречанки. На ней, как выяснилось, было не платье, а специальные широкие брюки, идеально подходящие для подобных целей.

Эльза выдернула из причёски гребень, который при ближайшем рассмотрении оказался длинным тонким кинжалом. София оправилась от удара и швырнула ножи прямо противнице в голову, но та отбила их своим клинком. Полетели искры.

И началось… Две подтянутые красотки профессионально дрались на ножах — кружились на месте, словно турецкие дервиши, и обменивались хирургически точными и жестокими ударами. Развевались распущенные волосы, дамы с шипением выплёвывали в лицо друг другу оскорбления на разных языках. Спустя некоторое время в их нарядах появились дыры, на руках и лице — порезы, но пока ни один смертельный выпад не достиг цели.

Весьма увлекательно, признаю, но меня ждали другие дела. Я постучал рукояткой револьвера по металлическому боку червя.

Бронированная пластина отъехала в сторону, и на меня озадаченно уставился один из инженеров — наш старый знакомый Беркинс, облачённый в комбинезон и круглую шапочку (точь-в-точь наряд беглого каторжника).

— Эдод нобер у ваз не бройдед, — объявил он.

Лукас и Сабин, откатившись на безопасное расстояние, вскочили и бросились к большому колесу, стоявшему на платформе. Лукас изо всех сил принялся дёргать за рукоять, а Сабин прикрывал ему спину. Его трость оказалась замаскированным ружьём.

Но меня беспокоили вовсе не они. Хотя я понимал, что именно замышляют шпионы.

Профессор заметил первым:

— Моран, сверху!

На крыше поезда затаилась тонкая, похожая на паука фигура. Злодей облачился в чёрное обтягивающее трико с колпаком, в котором были прорезаны дырочки для глаз. Видимо, всё это время пролежал на крыше зала ожидания.

Самозванец, изображавший фальшивого Карнаки. Глава шпионов.

Я выстрелил и попал ему в грудь. Противника отбросило назад, но не убило. Значит, на нём тоже броня, совсем как на «Каллинике». Сухопарый проныра не собирался больше подставляться под мои пули — шагнул с крыши на противоположную сторону и исчез из виду.

— Все на борт! — завопил я, протискиваясь мимо Беркинса.

— У вас нет разрешения! Вы не имеете права заходить на «Каллиник»! — возмутился полковник. — Я могу пристрелить вас за измену!

Ну, не он первый.

Профессор удержал брата. Мориарти в некотором роде мне доверял, и я это знал. По крайней мере, он понимал, что именно я делаю. Но вот почему я это делаю — не смог бы объяснить ни один из нас. Ну да, разумеется, мы хотели поставить на место многоликого мерзавца. Он совершенно обнаглел, раз возомнил, что может проворачивать свои аферы прямо у нас под носом! Но конечно, мы не чувствовали никаких обязательств перед её величеством или чёртовым департаментом снабжения. Мною всю жизнь двигало непреодолимое желание с головой нырнуть в опасность и почувствовать на щеке дыхание смерти. Я ничего не мог поделать с подобными порывами, тигр же не может перестать быть полосатым.