Профессиональное убийство. Не входи в эту дверь! - [20]

Подали котлеты, мы ели и болтали, но долго избежать разговора о Фэнни не смогли.

– Хотел бы я знать, где она, – признался Брайди. – Эта переделка может оказаться жестче, чем ей представляется.

– А я хотел бы, чтобы она сию минуту появилась здесь, – произнес я. – Я устроил бы ей допрос с пристрастием.

Отворилась дверь, и неожиданно вошла Фэнни. Это походило на сцену в пантомиме. Мы с Брайди поднялись и молча уставились на нее, словно увидев призрак. Вечер был бурным, дождливым, и золотистые волосы Фэнни блестели от дождя. Она сняла меховую шубу и бросила ее на стул.

– Саймон, купишь мне выпить? – обратилась Фэнни ко мне. – У меня совершенно нет денег.

Брайди нажал кнопку звонка и сделал заказ. Я все еще не мог прийти в себя от внезапного появления Фэнни. В первую минуту даже не задавал вопросов. Я принял Фэнни, радуясь одному ее присутствию. Не сознавал, каким блестящим существом она была даже в такой вечер и в такой ситуации.

Брайди, видимо, был потрясен не меньше меня, но не выказывал своих эмоций. Взяв для нее виски с горячей водой, он велел официанту, несмотря на возражения Фэнни, принести еще котлету и заметил с каким-то злобным восхищением:

– Ты любишь театральные эффекты, Фэнни! Скрывалась, пока не увидела свою фамилию во всех газетных заголовках, а потом вдруг появилась в последнюю минуту.

Она небрежно ответила, снимая мокрый берет:

– Я ничего не знала. Была больна.

– Так больна, что даже не слышала о смерти Рубинштейна?

– Он мертв? Я слышала, что он исчез и полиция обнаружила чей-то труп.

– Завтра в это время присяжные будут решать, его это тело или нет. До тех пор мы имеем полное право сомневаться. Надеюсь, ты не прячешь его в том таинственном месте, где скрывалась сама?

– Я находилась в Париже, – сказала Фэнни. – И даже ты при всем своем уме вряд ли можешь предположить, что найдешь Сэмми там. Хотя, думаю, Лал отпустила бы на эту тему блестящие шутки.

– Ты болела? – поспешно вмешался я, но Брайди не дал мне продолжить.

– Очень любезно с твоей стороны, что ты вообще появилась, – произнес он, – это избавляет меня от необходимости искать какое-то подходящее объяснение для суда твоему длительному отсутствию. Кстати, почему ты отправилась в Париж в такой сильный шторм, способный повалить судно на борт?

– Я отправилась в Париж, чтобы скрыться от тебя, – спокойно ответила Фэнни. – И из-за этого шторма у меня началась пневмония. Мне надо бы сейчас лежать в постели.

– Ляжешь, если у тебя действительно пневмония, – согласился Брайди. – Ты приехала для того, чтобы дать показания? Помочь суду? Правда?

– Да, – кивнула Фэнни. Она была худой, изможденной, но даже в таком состоянии свет ее незабываемой личности сверкал в ее бледном лице. – Кажется, я последняя, кто признает, что видела его. Вероятно, он встретил кого-нибудь на обратном пути из Кингс-Бенион, но никто не откликнулся, да и вообще, кто ходит гулять в тумане?

– И поэтому ты решила, что никуда не годный водитель повезет тебя по такой погоде за двадцать миль из-за твоей прихоти?

Голос Брайди был едким от злобы. Мне стало еще более любопытно, что говорилось в ее письме; я думал, что могу догадаться о многом. Нет, Лал была права. Эти двое никак не подходили друг другу. В душе у Брайди, как у многих художников, таилась суровая нетерпимость; очевидно, любить Фэнни он не перестал, но не переставал и возмущаться ею, а это не основа для счастья.

– Кертис, завтра наши фамилии появятся в новостях, – продолжил Брайди, повернувшись ко мне. – Надеюсь, у тебя есть хорошая, недавно сделанная фотография. Толпа прозовет нас фокусниками, достающими кролика из шляпы после того, как убедили всех, что она пуста. И, Господи, какого кролика!

Брайди осуждающе-злобно посмотрел на Фэнни. Он не мог простить ее за то, что она была такой, какая есть, и притом порабощала его так, что он не мог ее и забыть.

– Если кто-нибудь надеется, что я сумею помочь, то ошибается, – заметила Фэнни, потягивая виски с горячей водой. – Рубинштейн простился со мной у въезда в Кингс-Бенион. Знаете дорогу к рыночной площади со станцией в дальнем конце? Мы застряли там, произошла авария, я очень боялась опоздать на поезд, а Сэмми был в таком отвратительном настроении, что мне хотелось уйти от него. Он находился в таком же напряжении, как я; захлопнул дверцу машины, едва я успела вылезти, я спрыгнула с подножки и побежала, как заяц. Еле-еле успела на поезд.

– Тебя будут спрашивать, что он говорил тебе по пути. Не помышлял ли Рубинштейн о самоубийстве?

– Нет, разумеется. Кончают с собой только дураки и трусы. Сэмми не был ни тем, ни другим. Кроме того, он поистине души не чаял в Лал – неизвестно почему. Если бы я знала, что он исчез, то посоветовала бы полицей-ским искать у Черного Джека.

– Он говорил, что будет возвращаться этим путем?

– Он хотел везти меня этим путем. Я сказала, что скорее выскочу из машины с риском сломать ногу. Полагаю, в ту минуту он не предполагал о том, что весь выступ может рухнуть в море. Как, видимо, и произошло. Что думает об этом Лал?

– Она заявила полицейским, что повинна в его смерти… – начал я.

– Ну конечно! – воскликнула Фэнни. – И возможно, впервые за несколько лет сказала правду. Она ужасно вела себя по отношению к нему.