Проездом - [4]
— Ты знаешь «Вегу»? — спросила она.
— Знаю. В прошлом году с апельсинами приходила.
— Она через три дня придет.
— Откуда знаешь?
— Знаю…
— А если не придет?
— Тогда я утоплюсь…
Лора прилегла щекой на его ногу. Он греб, стараясь не шевелить ногами, чтобы ее не тревожить. А на душе стало очень тревожно и очень тоскливо. Это потому, что он не понимал, что происходит с ним и вокруг него.
К Дмитрию Сергеевичу подошла Вика. Она шла и стряхивала с мокрых рук капли воды. Губы у Вики были тоже влажные. Вика ярко красила рот, и от этого он казался больше. А женщины в той жизни красили губы так, чтобы рот казался меньше. Дмитрий Сергеевич никогда не видел, как красила губы Лора. При нем она губ еще не красила.
— Дима, что с вами? — спросила Вика.
Он смотрел на нее и ничего не отвечал. Они познакомились вчера. И вчера за ужином в вагоне–ресторане она стала называть его по имени. Она сказала, что отчество его старит. Вчера это было ему приятно.
— Что вы молчите? О чем вы думаете? — спросила Вика.
— Может, не надо? Может, начнем в городе, когда приедем? — спросил он.
— Как хотите. — Вика пошла к машине.
Дмитрий Сергеевич тоже пошел. Вчера ему нравилось идти за Викой по вагонам. Вика останавливалась в тамбуре и ждала, пока он откроет дверь. Это ему тоже нравилось. Он пригласил ее поужинать по привычке и потому, что у него было много денег. Очень много. Он понимал, что обидел Вику, но ничего не мог с собой сделать.
Из порта вышло грузовое судно, и его провожали чайки. На пустынной палубе двое матросов смывали швабрами следы погрузки. Судно прошло мимо Димки. Ялик подняло на волну, и он стремительно скользнул вниз. На округлой корме судна белыми буквами было написано «Вега».
Вечером Лоркин братишка передал Димке письмо. Лора писала, что Димка очень хороший и что она никогда его не забудет. Из всего письма он запомнил одну фразу: «Димка, будь счастлив!» Тогда эта фраза прозвучала, как ночной крик. Капитану «Веги» в то время было, наверное, столько же лет, сколько Дмитрию Сергеевичу теперь.
Все уже сидели в машине, только директор магазина стоял на шоссе и качал головой.
Дмитрий Сергеевич сказал ему:
— Слушай, уступи место женщине.
— Зачем? Их много, а я один, — сказал директор магазина и торопливо полез на свое место.
«ЗИЛ» обгонял попутные машины и разъезжался со встречными. Когда «ЗИЛ» отклонялся в сторону, ноги Вики касались ног Дмитрия Сергеевича. Раньше Вика не спешила их убирать, теперь подчеркнуто отодвигала в сторону.
Директор магазина сказал через плечо Дмитрию Сергеевичу:
— С этим делом спешить не надо. Их там, знаешь, сколько? Верь мне: я каждый год на курорт езжу.
— В этом хоть есть логика, — сказала Вика. Ей можно было дать сейчас двадцать пять лет.
Шофер сказал:
— Слева Медведь–гора. По–татарски — Аю — Даг.
Кто–то с очень богатым воображением назвал скалу над морем Аю — Дагом, и с тех пор и в той жизни и в этой приезжие ищут и находят голову, уши, лапы медведя.
Жена мужчины с кинокамерой сказала:
— Смотри, Костик, он пьет море…
— Море не водка — много не выпьешь! — крикнул директор магазина.
Вика вышла первой возле дома отдыха ВТО.
Слышно было, как шофер захлопнул багажник. Вика подошла с чемоданом.
— Мне вас очень жаль. До свидания, — сказала она.
Черный «ЗИЛ» с белыми шашечками остановился за квартал от гостиницы, на заасфальтированной площадке, забрызганной машинным маслом. Посредине улицы висел «кирпич» — желто–оранжевый прямоугольник на круглом поле красного цвета. «ЗИЛ» развернулся и уехал, оставив Дмитрия Сергеевича, своего последнего пассажира. Шофер торопился на свою стоянку: в его деле лето зиму кормит. Так в той жизни говорили извозчики. Дмитрий Сергеевич пошел с чемоданом по мягко–податливому асфальту. Жгучий зной смягчало море. Оно начиналось в конце улицы, за каменным парапетом набережной.
В прохладном полумраке вестибюля гостиницы было покойно и тихо. Покой и тишина начинались с швейцара в синей униформе с серебряными галунами и пуговицами. Он стоял у дверей, прямой и неподвижный. Через вестибюль прошли иностранцы: он и она, — и его раскатистое «р» оставалось в вестибюле, когда они уже вышли на улицу.
Шофер черного «ЗИЛа» с белыми шашечками на стоянке возле базара (в той жизни здесь была биржа извозчиков) собирал пассажиров на обратный рейс, а Дмитрий Сергеевич, заполнив анкету, ждал за полированным под красное дерево барьером, пока ему оформляли место в гостинице.
Женщина–администратор положила на барьер паспорт и пропуск в общежитие — белый прямоугольник бумажки, похожий на посадочный талон. Дмитрий Сергеевич взял чемодан и пошел к лестнице, устланной ковровой дорожкой.
— Гражданин, в общежитие через двор, — сказал швейцар. Он не очень почтительно относился к тем, кого вселяли в общежитие. Но при своей относительной молодости он уважал людей в форме и потому приоткрыл дверь.
Дмитрий Сергеевич остановился. Голубые глаза на его помятом, как после сна, лице смотрели весело. Они всегда так смотрели, при любом настроении.
— Можно пройти через этаж. Поднимитесь на этаж, потом направо и вниз, — сказала женщина–администратор.
Она жалела, что не предложила этому клиенту один из пяти свободных номеров. Она поступила так потому, что инструкция требовала держать несколько свободных номеров для неожиданно приезжающих иностранцев. Но в отдельных случаях инструкцию можно было нарушить. Ей показалось, что это мог быть как раз такой случай. Моряк в белых фланелевых брюках и синем пиджаке при золотых пуговицах с якорями выглядел очень солидно. На рукавах пиджака из очень тонкого шевиота сияли золотые нашивки, верхняя — с остроугольной петлей посредине. Она слышала, как такие нашивки называли соплями. Никогда не знаешь, отблагодарят или нет такие, как этот торговый моряк, а свободные номера в разгаре сезона на улице не валяются. Женщина–администратор была немолодая, много лет проработала в гостинице «Интурист» и хорошо разбиралась в инструкциях и людях. Но на этот раз она запуталась в сомнениях.
