Проективный словарь гуманитарных наук - [217]
Например, если мы введем в Гугл слово «поэзия», то поиск принесет нам, на шестой странице результатов, следующую выборку сайтов:
1. Р. Якобсон. Поэзия грамматики и грамматика поэзии.
2. Поэзия и проза Древнего Востока. Ознакомление с литераторами Древнего Востока не только дает нам возможность пережить радость встречи с «началом начал»…
3. Поэзия – Космическое Полиискусство Третьего… Поэзия – это первичный Язык, в Обители Божьей все звучит на Языке Поэзии, на Языке Самой Любви…
4. Сэт-лист праздничного концерта «Поэзиябита»: 1. N’Pans. Александр Пушкин – «Евгений Онегин» (попурри)…
5. Китайская Танская поэзия. Стихи Китайских поэтов периода династии Тан, древнекитайская музыка и живопись на шелке и бумаге в высоком разрешении. Бесплатно…
6. Стихи и поэзия. Зона умолчания. Есть такие слова и темы, которые специалисты охотно уступают дилетантам…
7. Живая поэзия для iPhone, iPod touch и iPad в App Store…
Этот список и есть перитекст – новая и все более важная текстовая реальность, с которой мы сталкиваемся почти столь же часто, как и с традиционным «связным» текстом. По сути, перитекст – это оглавление *мегатекста, схема его содержания, его визитная карточка, перечень текстов для данного слова или выражения. Оглавление содержит имена авторов, адреса и отсылки к тем сайтам, где данное слово/выражение употребляется.
Например, *мегатекст «лишнего человека» в русской литературе образуется совокупностью сайтов (порядка полумиллиона), где это словосочетание встречается в Рунете. Перечень всех этих сайтов (как правило, начиная с Википедии и других словарей и энциклопедий) и составляет перитекст. Чтобы удобнее было с ним работать, приходится его сократить, ограничивать словами-спецификаторами, например «лишний человек, Пушкин» или только «Евгений Онегин», «Дневник лишнего человека» Тургенева и т. д.
Перитекст предоставляет читающему и пишущему множественные выходы во вселенную сетевых текстов, возможность рассматривать их как строки единого *мегатекста. Отсюда следует, что сам сетевой поиск становится методом *сквозного чтения.
*Мегатекст, Надтекст, Ретекстуализация, Синтекст, Сквозное чтение, Текстоид, Текстоника, Унитекст
Творчество. С. 310–318.
Humanities. Р. 69–78.
ПЛАСТИЧНОСТЬ ТЕКСТА
ПЛАСТИЧНОСТЬ ТЕКСТА (plasticity of text). Пространственные, осязательные, психомоторные свойства текста, которые формируют его чувственное восприятие у читателя. Один текст влечет за собой читателя, не позволяет оторваться, а другой, даже глубокий и содержательный, – отталкивает, вызывает почти физическую неприязнь. Движение мысли родственно движению вообще, то есть нуждается в направленности, последовательности. Текст – это смысловой ландшафт. Корни слов, этимоны, первообразы должны соединяться в некий пластический жест, очерчивать траекторию смысла. Чтение – это продвижение по тексту, который, следовательно, должен задавать направление и открывать перспективу.
Г. В. Ф. Гегель настаивал на том, что философское понятие по мере развития освобождается от всего чувственного и осязаемого. «Для того чтобы представление по крайней мере понимало, в чем дело, следует отбросить мнение, будто истина есть нечто осязаемое» [256]. Но вопреки содержанию гегелевского суждения, отрицающего осязаемость истины, само оно строится из вполне осязаемых представлений, лепит некий пространственный образ бытия (что легко усмотреть и в немецком оригинале, и в русском переводе). «Пред-ставление» – то, что поставлено перед чем-то. «По крайней мере» – на краю, на пределе чего-то. «Понимало» – вбирало в себя. «Следует» – след, оставляемый чем-то, следующий после чего-то. «Отбросить» – здесь осязаемость пространственного жеста говорит сама за себя… Гегелевская фраза очерчивает четкую фигуру в пространстве – и только поэтому мы способны ее ясно воспринять. Философия есть искусство умозрения: ум имеет собственный зрительный навык.
Пластичность мысли – не только ее зрительные и осязательные, но и силовые и двигательные свойства. Кинестезия (от греч. kinesis, движение, и esthesia, чувство, восприятие) – чувство, производимое напряжением и растяжением мышц. Когда мы воспринимаем в тексте его кинестетические свойства, он представляется нам упругим или вялым, гибким или жестким, собранным или разболтанным, плавным или порывистым. По свидетельству Альберта Эйнштейна, даже в наиболее строгом, научном мышлении его связь с языком опосредуется визуальными и двигательными элементами: «Слова языка, в той форме, в которой они пишутся или произносятся, не играют, мне кажется, никакой роли в механизме моего мышления. Психические сущности, которые, по-видимому, служат элементами мысли… существуют для меня в визуальной, а некоторые в двигательной форме…» [257] Мышление – это визуальная и мускульная работа с элементами бытия, отвлеченными от вещественности и тем не менее сохраняющими пластичность, то есть расположенными в пространстве и передвигающимися по таким траекториям, которые определяются в терминах «ближе», «дальше», «выше», «глубже» и т. д.
