Проективный словарь гуманитарных наук - [212]

К началу 1990-х годов, по мере того как почвенничество и религиозно-метафизическая мысль всех оттенков (включая эзотерику, космизм, евразийство) все шире расходились в массовом сознании, приобретая характер идеологий и партийных движений, концептуализм остался в России одним из немногих интеллектуальных движений, удержавшихся в рамках свободной рефлексии и комически-бытовой метафизики. Одно из направлений развития концептуализма в 1990–2000-е годы – от элитарного к массовому, от романтики к прагматике, возвращение в ту коммерческую или идеологическую среду, которая первоначально служила предметом иронического отталкивания и семиотического развенчания. Срастаясь с коммерцией, концептуализм переходит в «комцептуализм» (comceptualism). См. *Прагмо-арт.

*Гипер-, Как бы, Индексальное письмо, Лирическое «оно», Метареализм, Неолубок, Минус-система, Нeдо-, Новая сентиментальность, Платомарксизм, Прагмо-арт, Раскавычение, Травма постмодерна

Поколение, нашедшее себя: О молодой поэзии начала 80-х годов // Вопросы литературы. 1986. № 5. С. 40–72.

Парадоксы. С. 151–159.

Образ. С. 56–79.

Возможное. С. 118–126.

Постмодерн. С. 98–100, 138–146, 156–178, 438–440.

Поэзия. С. 139–148, 184–189, 215–232.

Лит.: Словарь терминов московской концептуальной школы / Сост. и автор предисл. Андрей Монастырский. М.: Ad Marginem, 1999.

ЛИР И ЧЕСКОЕ «ОН О »

ЛИРИЧЕСКОЕ «ОНО» (lyrical «it»). Фигура деперсонализации в лирической поэзии ХХ века, способ замещение лирического «я» совокупностью безличных или надличных сил.

На решающих сломах истории ХХ века, в эпохи мировых войн и революций, обнажилось действие сил, превышающих волю и сознание человека. «Я» обнаружило свою ненадежность, недостоверность, уклонилось от ответственности. Ответственность взяли на себя структуры – социальные, психические, биологические, генетические, знаковые, языковые. Не человек говорит на языке этих структур, но кто-то или что-то обращается к человеку.

А. Блок обозначил этот перелом как «кризис гуманизма», как прорастание «чрезвычайной жестокости» и «первобытной нежности», животных и растительных форм в человеке [250], что выразилось в его поэме «Двенадцать», где место лирического субъекта занято голосами природных и социальных стихий. Сам Блок назвал творчество А. Белого «песнью системы». О том же свидетельствовал О. Мандельштам: «В нем (поэте. – М. Э.) поют идеи, научные системы, государственные теории…» [251] Эта тяга к внеличному достигла зрелости в модерне и постмодерне, обнаруживая на месте прежнего индивида множественность самодействующих форм бытия. Поэзия Структуры приходит на смену поэзии Я.

                               Этот воздух пусть будет свидетелем —

                               Дальнобойное сердце его —

                               И в землянках всеядный и деятельный —

                               Океан без окна, вещество… <…>

                               Сквозь эфир десятичноозначенный

                               Свет размолотых в луч скоростей

                               Начинает число, опрозраченный.

                               Светлой болью и молью нулей…

О. Мандельштам. «Стихи о неизвестном солдате»

Лирика Р. – М. Рильке, П. Валери, О. Мандельштама, Т. Элиота – опыт освоения отчужденных, заличностных, «десятичноозначенных» структур, в которых ощущается присутствие совсем другого Субъекта, выходящего за привычные рамки субъективности: «Человек – мера всех вещей» и т. п. Скорее вещь – а также океан, воздух, микромир, число, язык, бессознательное – становятся мерой человеческого, в них угадывается то Другое, что человек ощущает и в первооснове своего «я». Эта поэзия – уже не самовыражение, а скорее «его-выражение». Движение лирики за пределы лирического «я» обнаруживает глубину другого, более фундаментального опыта, ускользающая структурность и сверхсубъективность которого лучше всего описывается в терминах религиозных, хотя и не связана прямо ни с какой конкретной религиозной традицией (*теоморфизм).

Переход от «я» к «оно» – общий знаменатель таких разных поэтических направлений конца ХХ века, как *концептуализм и *метареализм. Различна природа структур, встроенных в поэзию на правах замещенного я-центра. У концептуалистов это механизмы массового сознания и повседневной речи, которые действуют автоматически, как бы минуя волю и сознание человека, говорят «сквозь» него, а иногда пародийно репрезентируют трансцендентный субъект истории («Вот всех я по местам расставил / Вот этих справа я поставил / Вот этих слева я поставил / Всех прочих на потом оставил» – «Куликово поле» Д. Пригова).

В метареализме лирическое «я» вытесняется саморазвертыванием вселенского континуума, метрикой пред– или надличного бытия, множественностью точек зрения: прибора, рыбы, птицы, ангела… Даже любовь – это не чувство, а скорее контур замкнутого на себя пространства, кривизна которого то взрывается землетрясением, разъединяя влюбленных («Землетрясение в бухте Цэ» Алексея Парщикова), то разбивает зеркало на осколки, бесконечно множа перспективы их взаимоотражений: «Словно зеркало жаждой своей разрывает себя на куски… (это жажда назначить себя в соглядатаи разных сторон…)» (Иван Жданов). Это произведения о любви, но она рассматривается скорее с точки зрения топологии или геофизики, чем законов этики, психологии, «человековедения».