Проект Х - [63]

Что заставило обратить внимание на расхристанную, еле бредущую опираясь на забор фигуру пьяного мужика, и сам не знаю. Скользнув поначалу безразлично взглядом, я словно ощутил укол по нервам. Еще не разобравшись, но, уже волнуясь, я встал и постарался рассмотреть его внимательнее. Елки. Да. Что я стою, как идиот, надо подойти поближе! Забыв о предосторожностях, я ускоряющимся шагом, а потом, убедившись, что глаза не обманывают, бегом бросился к человеку.

— Митя! Живой! Господи, да что с тобой?

Парень отупело смотрел куда-то в сторону, выглядел он так, словно напился до полной невменяемости. Держаться на ногах самостоятельно не мог. Одежда вся изодрана, на лице синяки и кровоподтеки. Мать вашу! Ухватив его за бок, и почти таща на себе, я как мог быстрее двинул к казарме. Только теперь и заметил, что нас с Митрием со всех сторон прикрывают несколько бойцов Курбаши, а сам он стоит у входа в молодечную с оружием в руках. Елки. Лишь бы Митька выжил!

— Стой, Славка, не тащи его пока никуда. Вот, усади на лавку и держи, чтобы не свалился. — Приказы Фархад отдавал мягким, спокойным тоном. Наклонившись к лицу парня, десятник посмотрел зрачки и зачем-то близко склонился над Дмитрием. — От него пахнет алушем, это местное снадобье, иногда полезное, но вроде как яд или наркотик легкий. Видно, в него влили приличную дозу. У человека потом память отшибает на раз. От такой дозы с неделю в себя приходить придется. Так, парни, хватайте его и тащите в санблок, Глеб, бегом за Петром, пусть принесет противоядие. Уверен, есть у него.

Повернувшись ко мне, все еще крепко держащему Митрия, Курбаши медленно проговорил.

— Славка, с ним все будет нормально, оклемается. Отпусти его — ребята сами справятся.

Я с трудом понял, что говорит десятник. В голове гулом отдавалось: эта тварь пернатая посмела вот так, цинично и жестоко, поступить с парнишкой ни в чем не повинным! Подняв глаза на Фархада, я, задыхаясь от злобы и ярости, смог лишь выдавить по частям:

— У-бью е-го, пас-ку-ду.

Волна ненависти захлестнула с головой, и только окрик Курбаши остановил от немедленных действий.

— Куда, стоять! Славка, ты что надумал, черт бешенный! — Положив руку мне на плечо, Курбаши добавил негромко, — что ты ему предъявишь? Да он только и ждет, чтобы ты вломился в усадьбу! Застрелит тебя, как собаку и никто его не обвинит, даже Шериф. Этот Пернач — серьезный человек, авторитетный. В городском Совете у него все схвачено. Нет, если прямо доказать, что виноват — никто и не вступится, а так… мы до него доберемся, я тебе обещаю, носом рыть будем, но накопаем! — Он с силой ударил кулаком по ладони. — Я чую, есть за ним много грехов, на пять расстрелов хватит.

— Нет, Фархад, не пойдет. Плевать мне на Совет и на законы, эта гнида думает, что волен творить зло направо и налево, потому что чист перед законом? Не пойман, не вор?! Я забью эти законы ему в пасть вместе зубами! Не держи меня, Курбаши! — Я дернул плечом, высвобождаясь.

— Дурак, ты Славка, ох дурак… Черт с тобой иди, но бойцов тебе не дам, нельзя Отряд выставлять бандитами в городе.

— И не надо, сам разберусь. Все, прощай, десятник, пора мне. Позаботься о Димке, он парень хороший, честный.

Я старался говорить спокойно, а внутри от смертного ужаса и какой-то неведомой прежде решимости захолодело. Но жить дальше по «закону» не мог… или мог, но решил не жить. Что-то сгорело и рассыпалось в прах раз и навсегда. Мертвые сраму не имут. Пернач думает, что Славке Ертарову можно плюнуть в лицо, и он утрется, да еще спасибо скажет? А ни хрена подобного. Пес паршивый, ловко придумал, и зацепить вроде не за что, и условия выполнил. Получается, воевать незачем! Не-е-ет, врешь, сука, я тебя и душу твою подлую наскрозь вижу.

Сборы получились короткие. Автомат на плечо, пистолет в кобуре, нож на поясе — чего тянуть? Первый шаг дался с трудом, ноги словно отказались идти. Тянуло вернуться к ребятам, остаться вместе ними — защищенным, здоровым, живым… Но воля и ненависть — гремучая смесь, с каждым пройденным метром мне становилось легче. Главное, начать. Бешенство свернулось в груди в тугой ком, не давая дышать полной грудью, меня колотило нервным тиком, пальцы подрагивали, шаги выходили рваные и почти прыгающие. И весело, страшно, и легко. Словно падаю в бездну и почти лечу. Теперь к Дыку, пара боевиков-наемников с пулеметами мне точно не помешает.

В кабаке народу — не протолкнуться, дым, гам и реки пива. Сам кабатчик на козырном месте — у своих сияющих медью кранов — на розливе. Протолкнувшись сквозь неподатливую толпу, добрался до стойки и, напрягая горло, крикнул:

— Дык, что там по моему делу?

Хозяин, оторвавшись от своих бочек, перегнулся через стойку и негромко ответил:

— Нечем тебя порадовать, земеля. Двое уехали, а еще один, нажрался в мат, пьянь, толку от него сегодня ноль. Завтра, как проспится, могу с ним тебя состыковать.

— Ясно. Ладно, тогда просто подыщи мне провожатого до усадьбы Пернача, дело у меня к нему срочное. Я заплачу.

— Не надо платы, выходи на крыльцо, сейчас подгоню тебе паренька, ну, удачи.

Дык мрачновато глянул на меня и вернулся к пивным кранам. Вот такие дела. Выбравшись на двор, спустился с крыльца, поджидая посыльного. В голове крутились разные мысли. Все к лучшему, сам справлюсь или сдохну в одиночку. Только мне помирать рано, домой еще вернуться надо. Пусть вражины чертям поклоны бьют в аду. Эта мысль почти рассмешила меня. А и, правда, зачем я иду? Убить бандюгу и его подручных? В принципе, решаемо… нет, не то. Надо восстановить справедливость. Наказать Пернача так, чтобы впредь неповадно было. Вот приду к нему на двор и потребую дикой виры! Точно! Только одно не ясно, станет ли платить и не захочет ли меня, раба божия, под дерн укатать. Ну, вот тогда и повоюем, но первым начинать бойню не стану. Решено.