Продолжение времени - [39]

Мы, потомки древних якутов,

Когда приходит к нам пышное лето,

Когда наступает жаркое лето,

С далеко протянувшимся дымом костер развели,

Подобно небольшому лесочку,

Желто-зеленых березок наставили,

Подобно широкому озерку,

Привольное тюсюлгэ устроили.

Молоко от рыжей кобылицы

Мы сначала заквасили,

Молоко соловой кобылицы

Мы закваской разбавили,

Молока молодых кобылиц

Мы к напитку добавили.

Молоком играющих кобылиц

Мы напиток пополнили,

Из молока белейших кобылиц

Мы душистого кумысу наделали.

В девяти местах

Чороны с выпуклыми узорами положили,

В семи местах

Чороны с вычерченными узорами поставили,

Берестяную посуду

С зигзагообразными узорами приготовили,

Из бычьей кожи ушаты,

Украшенные узорами и подвесками, расставили…

При помощи

Девяти невинных юношей,

По неправильным путям не ходивших,

Ложных слов не произносивших,

С помощью

Восьми чистых девушек,

Ничьими глазами не осмотренных,

Ни одними руками не обтрепанных,

В девяти больших чоронах,

В восьми малых кубках

Не пробованное ничьими устами

Лучшее творожное яство

С почтением вам подносим,

Через теплый красный огонь

Мы вас кормим,

Через жгучее синее пламя

Мы вас угощаем…

Это общее заклинание и песнопение, обращенное сразу ко всем духам. Потом следуют заклинания и песнопения, как уже говорилось, духам отдельных ведомств: земли, вод, леса, трав, коневодства, молочного скота, домашнего очага… Тогда в заклинаниях появляется соответствующая конкретность. Так, например, покровитель коневодства рисуется окруженным лошадьми и жеребятами, причем множество лошадей и жеребят достигается сравнением их с насекомыми, которых, как известно, в Якутии хватает.

На стыке семи небес

Жилище себе устроивший,

На самой макушке

Восьми небес восседающий,

С мошкарой толкущейся

Гнедых жеребят,

Со слепнями летающими

Мышасто-серых жеребят

С комарами крутящимися

Рыжих жеребят,

С мухами мелькающими

Вороных жеребят…

При этом сам лошадиный дух рисуется почему-то следующим образом:

С висками впадающими,

С ушами прядающими,

С остроконечной челкой,

С лоснящейся шерстью,

С раскидистой гривой,

С распущенным хвостом,

С широкой грудью,

С широким крупом,

С отметинами на ляжках,

С четырьмя сильными ногами,

С четырьмя круглыми копытами…

Называем твое высокое имя,

Возвеличиваем твою важную славу,

Лучшее творожистое яство

Тебе в чоронах подносим,

Вершину всех творожистых яств

Тебе назначаем,

Через жаркий красный огонь возливаем,

Через яркий синий огонь угощаем,

Когда дело доходит до коров, вернее до духа, покровительствующего коровам, то находятся другие изобразительные средства:

Круторогих коров

Нам посылающий,

Раздвоенно-копытных

Нам назначающий.

С молокоизливающими протоками,

С маслоисточающими проходами,

С болотами из творога,

С дождями из сливок,

С бесконечным изобилием жизни,

Дальше этого —

С играющим скотом,

Дальше этого —

С пестрым скотом,

Дальше этого —

С белоспинным скотом,

Дальше этого —

С тигрово-красным скотом…

Туда посмотрев —

Смехом засверкайте,

Сюда посмотрев —

Улыбкой засияйте,

Еще никем не вкушенное

Самое высшее творожное яство

Вам подносим,

Девять чоронов душистого кумыса

Вам преподносим…

Через красный огонь возливаем,

Через синий огонь угощаем.

Это была обрядовая часть ысыаха, или, как мы сейчас сказали бы, – торжественная часть. Потом шло всеобщее угощение, а потом всеобщие игры. Все собравшиеся рассаживались на траве в круг, вернее сказать – в круги, потому что для старых и почтенных гостей был один круг, а для женщин и детей – другой. По кругу ходили чороны с кумысом. Один, испив из чорона, передавал его дальше. Все, описывающие ысыах, сходятся на том, что после угощения были игры и танцы. Причем мужчины, раздевшись до пояса, устраивали разные немудреные состязания, а женщины устраивали танцы. Состязания были в прыжках на одной ноге на быстроту, прыжки в длину, бег взапуски, наперегонки. Все это сопровождалось весельем и смехом. Победитель получал большой кусок мяса с трубчатой мозговой костью и чорон кумыса, он становился известным и популярным в окрестностях человеком, о нем в течение нескольких дней много говорили.

Кроме того, устраивались скачки на лошадях, а кроме того, на таких ысыахах выступали сказители богатырского якутского эпоса – олонхо. Они назывались олонхосутами. Слушатели бурно реагировали на исполнение сказаний, поддерживали олонхосутов одобрительными возгласами, смеялись, хлопали в ладоши, одобрительно кивали головами.

Таков был летний якутский ысыах. Интересно было посмотреть, как изменился он теперь, что осталось от старицы и что появилось нового. Нас пригласили на ысыах, проводимый совхозом имени Эрилика Эристина в Чурапчинском районе. Это было 23 июня 1977 года. Начало в 11 часов.

Не случайно мы попали в этот совхоз, он хотя бы названием своим наиболее близок к литературе, во всяком случае к Союзу якутских писателей. Конечно, если бы был совхоз (или район), мемориально связанный с Алексеем Кулаковским, то я непременно попросился бы туда, но такого места пока что в Якутии не оказалось.

Эрилик Эристин (Семен Степанович Яковлев, 1892 года рождения) считается якутским Николаем Островским. В справке о нем написано: «Вся его жизнь неутомимого труженика является прекрасным примером самоотверженного служения своему народу. Тяжелые раны, полученные им в гражданской войне, оказали свое действие – он потерял зрение, но теперь его боевым оружием стало перо. Совсем уже больной, незадолго до своей смерти и в трудный первый год Великой Отечественной войны, он продиктовал свое самое крупнее произведение, первый якутский роман „Молодежь Марыкчана“. В этой книге автор развернул широкую картину героической борьбы якутского народа против вековых угнетателей…