Продолжение времени - [24]

* * *

«Жаль, что эти картины не выставлялись до сих пор».

* * *

«Выставку Корина надо показать во многих других городах нашей Родины»,

* * *

«Счастлив, что живут такие великие русские художники».

* * *

«Вся жизнь П. Д. Корина – подвиг во славу русского искусства».

* * *

«Почему же такое искусство показывается первый раз?»

* * *

«Низко, до земли кланяемся за ваш гигантский, героический подвиг художника, утверждающего и продолжающего русское самобытное искусство…»

* * *

«Было бы большим счастьем для нашей живописи, если бы ваш замысел „Уходящей Руси“ был бы закончен. Министерство культуры должно оказать необходимую помошь т. Корину в его работе».

* * *

«Уходящая Русь» будет жить вечно».

* * *

«Казалось, невозможно уже такое радостное, до боли в сердце волнение искусством».

* * *

«Ваша выставка потрясла меня. Это событие, которое можно сравнить с полетом в космос Гагарина».

* * *

«Берегите Корина?»

* * *

«Это прекрасно и огромно. Читаешь душу русского народа. Непонятно и дико, что до сих пор этот огромный мастер так мало выставлялся и пропагандировался…»

* * *

«Уходишь с выставки потрясенный, взволнованный, радостный, что у нас есть такой художник»,

* * *

«Уходящая Русь» должна быть в Третьяковской галерее».

* * *

«Из комнаты „Уходящей Руси“ очень тяжело и не хочется уходить. Ведь больше этого м.б. никогда не увидишь. Я предлагаю организовать постоянный музей с картинами Корина».

* * *

«Эта выставка – рассказ сильного, умного, очень русского человека о сильных, умных, очень русских людях».

* * *

«Как-то трудно примириться с мыслью, что картина осталась неосуществленной…»

* * *

«Сегодня, после повторного посещения, я почти уверилась, что коринская картина „Уходящая Русь“ написана. Она мною зрительно ощущается среди выразительных этюдов к ней».

* * *

«А к вам, уважаемый Павел Дмитриевич, убедительная просьба: не тратьте больше свои силы на отличные портреты, а тем более на работы в метро, а направьте все силы целиком на выполнение завета Горького. Вы один из величайших художников…»

* * *

«Как будто удар – физический, – после которого открывается все по-новому».

* * *

«Всеобщая благодарность народа будет достойной оценкой труда великого мастера кисти».

* * *

«Эту выставку закрывать нельзя!»

* * *

«Жаль, что Корин не осуществил свою картину. Может быть, еще не все потеряно. Это был бы. великолепный подарок русскому народу».

* * *

«Великолепно, потрясающе! Нет, не то. Трудно подыскать слова, чтобы выразить свое впечатление».

* * *

«Сила Микеландлгело соединена с величайшей тонкостью духовного образа картин Нестерова».

* * *

«По силе только с Мусоргским можно сравнить Корина».

* * *

«Нужна нечеловеческая сила воли, чтобы уйти из этого зала. Дайте нам возможность постоянно видеть картины Корина».

* * *

«Какая великая сила у художников, и как обидно, что иногда до нас поздно доходит то, что мы могли бы видеть уже давно».

* * *

«Счастлива, что наконец-то пришло к вам то, что давно вас ждало, чего вы были достойны лет 30 тому назад!»

* * *

«Павлу Корину – слава!»

И так – два тома. Вместе с восхищением публики приходит и официальное, государственное признание. Павлу Дмитриевичу присваивается звание народного художника СССР и присуждается Ленинская премия*. Со своей выставкой он пересекает океан и совершает триумфальную поездку в Соединенные Штаты Америки.

Между тем мысль его все время возвращается к не осуществленной картине. Ведь Нестеров сказал ему однажды шутя: «Смотри, Корин, если не напишешь картину, я тебе с того света грозить стану».

Действительно, теперь как будто никто не может помешать прославленному и увенчанному лаврами мастеру посвятить остатки жизни осуществлению своего главного замысла. Отшумела выставка, улеглись страсти, хорошо в тихом просторном доме, а еще лучше тут же, в мастерской. Вот холст, вот специальная стремянка, вот краски, вот руки, вот время…

Может быть, перегорело все в душе, остыло, оказалось как бы за стеклом: все видишь, а дотронуться нет возможности? Осталось где-то позади вместе с годами молодости и зрелости? Нет, желание оставалось. На прямой вопрос пишущего эти строки Корин ответил: «Не знаю, успею ли целиком, но холст испачкаю».

Надо ведь представить себе объем работы. При добросовестности Корина как художника* заполнить красками (просто заполнить красками) холст 6X8 метров – это уже огромная физическая работа, требующая и времени и сил. А за спиной, между прочим, уже два перенесенных инфаркта.

Однажды мы пришли к Корину с ленинградским художником Евгением Мальцевым. Женя сказал Павлу Дмитриевичу:

– Подбирается группа ленинградских художников моего возраста, которые готовы стать вашими подмастерьями ради написания «Реквиема». Заполнять красками большие плоскости, одежды, фон, все второстепенное, все это под вашим руководством и наблюдением… работа пойдет быстро, сила у нас в руках есть…

Я видел, что Корин заколебался. Но честь художника, гордость мастера, самолюбие профессионала взяли верх.

– Нет, сначала попробую сам. Если уж увижу, что не тяну… Спасибо, спасибо…

Но Корин так и не успел дотронуться кистью до холста. В 1967 году, в возрасте 75 лет, он пожаловался на почки, лег в больницу и домой не вернулся.