Продолжение легенды - [5]

– Знать бы к чему приведет эта ниточка, оборвал бы ее сразу, – горестно усмехнулся Ретт.

– Разве кому-то удавалось обойти судьбу? – покачало головой прекрасное видение, представшее перед ним, едва он разместился в поезде.

Воображение все еще хранило образ гордой леди в элегантном черном костюме, в шляпке с вуалью, с букетом осенних цветов в руках. Такой была Скарлетт на похоронах Мелани, такой осталась и в его памяти, совсем не похожей ни на ту девочку из апрельского дня, ни на ту, что накануне бежала в тумане к нему с признаниями внезапно открывшейся ей любви, пытавшаяся со всей своей ирландской решимостью и непосредственностью ребенка безуспешно собрать осколки их разбитой жизни. Это была другая Скарлетт, неизвестно откуда появившаяся, непреклонная и чужая. Она не будет взывать к его чувствам, умолять его остаться или взять ее с собой. Но ведь ему этого и не надо?..

…Когда звук его шагов замер наверху, Скарлетт, задыхаясь от боли, поняла – ее мир рухнул. Потеряно все, что было дорого: преданность и душевность Мелани, пусть призрачная, но все-таки любовь Эшли, тепло и защищенность, уверенность в завтрашнем дне, которые давал Ретт. Так же как на темной дороге в Тару, он снова покидает ее, именно теперь, когда ей особенно страшно, когда она особенно нуждается в его присутствии. Она с трудом добралась до спальни и устало опустилась на кровать. Горе, угрызения совести, страх, обещания, данные Мелани, уход Ретта – все исчезло в забытьи.

Я подумаю обо всем этом завтра… Ведь завтра уже будет другой день.

Туман клубился повсюду, во сне или наяву, она уже не понимала, только видела, как всплывало и таяло прекрасное лицо Эллин, чувствовала ее прохладные руки, слышала нежный голос:

– Красавица моя! Все пройдет, все забудется…

– Ах, мама, к чему красота, если не можешь иметь того, что хочешь? Эшли предпочел простенькую Мелани, Фрэнк любил Сьюлин, а Ретт – Красотку. А ведь все говорили, что любят меня… Да и за что было меня любить – взбалмошную и упрямую? Я никого не сделала счастливым, если только Чарльза, и то потому, что он рано ушел из жизни. – Во сне с языка легко срывались слова, которые до этого даже не приходили на ум.

– Надо быть мягче, скромнее… джентльмены не любят чересчур самостоятельно мыслящих женщин, – убеждал мелодичный голос матери.

– Мне повезло, нашелся один, которому это нравилось. Более того, он учил меня быть откровенной, дерзкой и смелой.

– Это глубоко безнравственный человек, он способен воспользоваться твоей невинностью, твоей молодостью, чтобы погубить тебя…

– Да нет, мама, погубил меня, другой, для которого честь была превыше всего во всем, кроме меня. Батлера же просто забавляло поначалу все, что я делала, а когда он получил непокорную жену, плюющую на все правила окружающего общества, это ему тоже не понравилось, – образ Эллин отодвинулся на задний план, а перед глазами Скарлетт промелькнули лица каких-то людей, которые она не узнавала, но была уверена, что видела их в Атланте. Все смотрели на нее, кто – с любопытством, кто – с негодованием, кто – с усмешкой. Но их взгляды не трогали измученной души. – Если бы ты видела, как я справлялась с делами, мама! Ни чуть не хуже любого мужчины! Шла к цели кратчайшим путем и добилась многого. Отец мог бы гордиться мной, правда, если бы я была сыном… Успех вскружил мне голову, и я возомнила, что мне позволено быть грубой, безапелляционной, свысока относиться к людям.

– Я прихожу в отчаяние при мысли о том, что ты могла так скоро забыть все правила хорошего воспитания… – укоряла мать.

– Я должна была их забыть! Эти правила для другого мира, которого уже нет, война смела его и установила новые порядки. В мире, где правят янки, не может быть чести, правды, милосердия. – горячо отстаивала дочь свою правоту, – Будь я кроткой тихоней, доброй и совестливой, что стало бы со мной, детьми, Тарой?

– Храбрая моя девочка, я знаю, сколько испытаний выпало на твою долю, но теперь уже не нужно бороться за выживание. Все постепенно наладится. Попробуй быть более терпеливой, доброй и снисходительной. Таков женский удел. У тебя дети.

– Я не стала утешением и для них. Со всеми своими детскими печалями они шли к Ретту. – горячо отстаивала дочь свою правоту, –

– Если он действительно достойный человек, как ты говоришь, то не оставит тебя.

– Может и не оставит, но не полюбит снова, – Скарлетт слышала свой голос как будто со стороны, слова хлестали по щекам горькой правдой. – Я сама в этом виновата. Он был молод, хорош собой, горяч, а я в его объятиях мечтала о другом. Ретт – гордый человек, он никогда не простит мне этого.

– Как знать…

– Не хочу я больше никакой любви! Она не принесла мне ничего, кроме боли, разочарования и унижения. Сердце мое разбито. И не сейчас, а в тот далекий весенний день, когда твоя глупая самонадеянная дочь, замирая от трепетного предчувствия счастья, собиралась увести из-под венца чужого жениха.

– Ты еще так молода, доченька! – голос Эллин становился все слабее.

– Но уже так грешна, что совсем не заслуживаю вашего сочувствия. –воскликнула Скарлетт в отчаянии. – Если бы вы только знали, мама, я не хотела детей, и Бог отнял любимую дочь, не позволил родиться желанному ребенку!