Продолжение легенды - [23]

Вновь обретя свободу, он ещё не подумал, как ею распорядиться. Впереди его ждало путешествие по Гудзону, затем Нью-Йорк, оттуда морем он намеревался вернуться в Чарльстон, к Лиззи…

Её совсем не обрадовало его возвращение из Вест-Пойнта. Она явно кого-то ждала, когда он под вечер появился на пороге её дома: слуги были отпущены, собаки заперты. Лиззи уже была осведомлена о событиях в Академии и холодно сообщила, что не может оставить его у себя.

…Он ещё не понял, что это расставание и, весело насвистывая, отправился к Джеку. Тот искренне обрадовался ему, они проговорили всю ночь, вспоминали школу, друзей, свои похождения.

– Батлер, а ведь я чуть было не остепенился, хотел жениться, но, к счастью, дама сердца отвергла меня.

– Кто же эта гордячка?

– Твоя родственница – леди Чайзвик. Я все-таки сделал ей предложение, но она предпочла остаться вечной любовницей, прости, дорогой, твоего отца.

– Ты в этом уверен?

– Так говорят. Только сдается мне, мисс Элеонора не стала бы с ней дружить, будь это правдой. Они с дочкой часто гостят у неё, мистер Батлер стал совсем невыносим. Думаю, тебе не стоит показываться ему на глаза. Можем поселиться вместе, Майкл давно предлагал мне перебраться к ним во флигель.

– Согласен, вот только повидаюсь с матерью и сестренкой.

Надеясь застать их у Лиззи, он уже было направился к ней, как вспомнились слова Джека. Подождав до ночи, Ретт решил выследить своего отца и прежнюю пассию. Ему недолго пришлось прятаться в кустах жимолости, когда послышались осторожные шаги, и в высокой фигуре, скользнувшей за калитку, он к великому удивлению узнал своего друга и однокашника Полонски.

– Кто же еще мог сменить надоевшего брюнета в постели благородной леди – только томный красавчик-блондин, – ухмыльнулся Ретт.

На другой вечер он выдал Джеку все оставшиеся деньги, выигранные в морском путешествии из Нью-Йорка, и уговорил его взять с собой Дэна к мадам Зизи.

В сумерках Батлер стоял перед знакомой дверью, не сознавая, зачем он здесь, чего хочет добиться этим визитом, ведь и так все ясно. Но то, что он услышал, привело его в такую ярость, какую он не испытывал никогда.

– Как вы похожи на своего отца, так же не остановитесь ни перед чем, – в гневе выговаривала она. – Страсть ко мне сжигала его и, чтобы остаться непогрешимым джентльменом, он не придумал ничего лучше, как бросить вас в мою постель, корчась от ревности. Как вы надоели мне оба! Не смейте сюда являться!

– Значит, все было ложью, обманом? Вы всего лишь исполняли волю отца?

– Ну, не совсем, – сверкнула она глазами, – пока вы не вышли из того возраста, который мне доставляет удовольствие. Мне всегда были противны мужчины в годах – эти смердящие, храпящие, развратные козлы, с бородой и грудью, покрытой шерстью…

– Довольно, миледи! Так я недостаточно молод для вас? – не помня себя, перебил её оскорбленный Ретт. – Слишком мужлан, сучка похотливая? Мальчиков ей подавай, и дня не может обойтись без любовных забав.

Он сбил её с ног, повалил на ковер, и буквально обрушил на нее всю мощь долго сдерживаемой неистовой страсти, грубо, необузданно, не ожидая сам, что способен на такое.

– Получи все сполна, греховодница, – сдавленным голосом почти рычал он, желая причинить ей боль, и не встретил в ответ ни мольбы, ни сопротивления.

Юноша познал силу своего тела, и женщина безропотно подчинилась этой силе. Через некоторое время он с удивлением почувствовал, что она так же неистово отвечает ему. Он впервые испытывал столь животное чувство, повторяя позы откровенных рисунков, которые она же ему и показывала. На рассвете Ретт вышел, пошатываясь из её дома, не таясь, не скрываясь, оставив ее на ковре в гостиной…

С тех пор он не видел леди Элоизу, всячески избегая случайных встреч, когда бывал в Чарльстоне, ибо стыд за содеянное, которое не могли оправдать ни ее предательство, ни его молодость и впечатлительность, жег его и по сей день.

Она тоже не давала о себе знать, но после его возвращения из Нью-Йорка среди приглашений, следовавших одно за другим, Батлер обнаружил и ее послание, которое вежливо отклонил.

– Надо съездить к ней, сынок, она всегда была добра к нам с Розмари, да и к тебе тоже, – мисс Элеонора не догадывалась, какие отношения связывали его с миледи. – Когда отец вычеркнул твое имя из семейного молитвенника, она одна заступилась за тебя, но что могла сделать слабая женщина?

– Как же, слабая, – сердито пробормотал Ретт.

– Мальчик мой, забудь обиды, – погладила она его по смуглой щеке, – как ты повзрослел!

– Мама! Мне уж впору говорить, как постарел.

– Ну, что ты, у мужчин с этого возраста жизнь только начинается.

Мисс Элеонора не могла наглядеться на сына, испытывая и гордость, и тревогу. Поездка в Нью-Йорк пошла ему на пользу, он оживился, в глазах появился блеск. Отсутствие алкоголя и пребывание на свежем воздухе делали свое дело: одутловатость начала исчезать, мышцы крепли, черты лица принимали обычный волевой, несколько фатоватый вид.

– Посмотри, сколько приглашений из лучших домов, а ты все бродишь в одиночестве, – говорила мать.

– «Одинок, значит, свободен!» Так считал великий Леонардо да Винчи, – смеялся Ретт, но музыкальные вечера посещал, сопровождая сестру и ее подругу мисс Элис.