Проделки морского беса - [35]

Маленькая древняя капелла была ярко освещена, пел хор. На площадке перед крыльцом стояли на коленях солдаты, крестились. Графу, как знатному, очистили проход, пропустили внутрь храма. Здесь молились офицеры. Граф выбрал себе место у стены, возле капитана в датском мундире. Капитан, видимо, был из немцев, но из тех княжеств, где население исповедует католическую религию. Окажись здесь в храме случайно Елизар или Аким, они бы признали в этом капитане своего попутчика, выехавшего вместе с ними в одной карете из Фишгафа. Но граф, казалось, не узнал капитана.

Месса была торжественная и долгая. Хор пел согласно и вдохновенно, вознося к небесам благодарственные молитвы. Маленький молитвенник в сафьяновом переплете, который граф держал в руках, вдруг выскользнул и упал на пол. За ним склонились одновременно оба: граф и его сосед. И цезарский дипломат чуть слышно, почти не шевеля губами произнес:

— После мессы в ризнице…

В заалтарном помещении было темновато, пахло сыростью. Отец Ксаверий переоблачался. Увидев вошедших, он приветливо улыбнулся и выслал прочь помогавшего ему солдата прислужника. Все втроем сели рядышком на тяжелую дубовую скамью.

— Приветствую вас, дом Альберт, — сказал отец Ксаверий. — И вас, дом Иоханес.

Слово «дом», сокращенное латинское «доминус», то есть «господин, отец», было принято как обращение в католических монастырях. Так обращались монахи друг к другу.

Оба гостя поклонились и осенили себя крестным знаменем. Затем священник совершил нечто несообразное с его саном, взял графскую руку и поцеловал. То же самое сделал и капитан Банг.

— Шведы заперлись во внутренней цитадели, — вздохнул отец Ксаверий. — Бедняги! Я не военный человек и не могу судить, долго ли продержится замок. С виду он кажется неприступным.

Граф нахмурился.

— Он был неприступным три столетия тому назад. Времена изменились. Когда я ехал сюда, через мост волокли в форштадт огромные русские мортиры, весом в сотни пудов. Каждая такая мортира швыряет ядра больше того валуна, что лежит здесь у входа.

Отец Ксаверий всплеснул руками.

— Бог да поможет несчастным!

— Они не несчастные, — жестко возразил граф, — они олухи! Старый дурак Штейнбок опростоволосился, как мальчишка! Но не все потеряно. Несчастье может обернуться прибылью. Если хотя бы авангард генерала Крассова появился в ближайшие дни, русские окажутся между двух огней. Где сейчас находится Крассов? Почему он медлит? Разве ваши гонцы еще не вернулись? — спросил граф у датчанина.

Капитан Банг опустил голову.

— Я посылал очень надежных людей, — сказал он тихо. — Тех двух, которых вы сами наставляли в гостинице в Фишгафе. Я приказал им покинуть ряды голштинского войска и скакать день и ночь во весь опор.

— Ну и что?

— Крассов не придет, дом Альберт, он не желает выручать Штейнбока. Наоборот, он двинулся к границам Польши, следовательно, удаляется от нас.

— Что он — помутился умом?! — вскричал граф.

— Нет, он откровенный карьерист, этот граф Крассов. Он завидует Штейнбоку, завидует его чину фельдмаршала, потому что сам он только генерал-лейтенант.

Наступило молчание. Взгляд отца Ксаверия настороженно перебегал с одного лица на другое. Альберт Штерн фон-Штернфельд встал, одернул камзол, поправил перевязь.

— Придушите ваших голубей, отец Ксаверий, тех, что вы держите в клетке и выдаете за больных. Нам нечего больше сообщать в замок. Мне придется скоро покинуть вас, вернуться в Вену, так и не выполнив поручения кабинета министров и нашего святого ордена. Я не дурак. Я не могу предлагать победителям, чтобы они за ненужное им посредничество при заключении мира отдали всю Прибалтику нашей Австрии. Не могу я настаивать и на том, чтобы братьям нашего иезуитского ордена русские попы разрешили иметь свои школы и монастыри в Москве. Вчерашнее поражение шведов разрушило все наши планы.

Глава 15 ЗИГЗАГИ СУДЬБЫ

Шведы сидели в замке уже две недели. Русские установили батареи, заложили мешками с песком внутренность некоторых домов в форпггадте, тех, что выходили к замковым воротам. Теперь эти дома стали надежным укрытием от замковой артиллерии. Однако от бомбардировки замка осаждающие воздерживались. Опекун голштинского герцога упрямо гнул свою линию, — герцогское достояние не должно понести ни малейшего урона!

Через две недели из узкой стрельчатой амбразуры над замковыми воротами высунули длинный шест, стали им трясти и вертеть, чтобы развернуть белое полотнище, обмотанное вокруг древка. На замковую башню вылез трубач, со всей силы затрубил. Штейнбок желал вступить в переговоры.

Ему ответили ме маханием белого флага и игранием на трубе.

Старинные ворота замка начали медленно отворяться, затем поднялась горда — массивная стальная решетка, тоже прикрывавшая ворота, — пропустила шведского офицера с белым платком в руках и трубача, следующего за ним. Офицер вздел платок на острие шпаги, трубач упер раструб трубы в бок. Оба браво прошагали до середины площади, остановились против комендантского дома. Трубач снова затрубил.

Навстречу вышел русский офицер, тоже с белым платком на шпаге.

— Наш фельдмаршал желает знать условия, на каких ваш фельдмаршал согласен принять замок. Мы уходим, — сказал швед.