Продажная шкура - [22]

Он обернулся, опуская руки, будто тоже до этого себя обнимал. Он посмотрел на меня, но я видела, что он сделал это через силу, по его лицу:

— Ты убила вампиршу, которая убила Мельбурна, ты убила её, несмотря на то, что она умоляла сохранить ей жизнь, и ты ненавидела себя за то, что тебе пришлось это сделать, но ты прикончила её за него. Я чувствовал это: ты отняла у неё жизнь за то, что она отняла его.

— Я отняла её жизнь, потому что долбаный закон обязывал меня сделать это.

— Я знаю, почему ты это сделала, Анита. Я знаю, что ты чувствовала, когда делала это.

— А я знаю, что чувствовали вы, сержант, в той, другой, комнате. Хотите, чтобы я этим со всеми поделилась?

— Это личное, и к работе отношения не имеет, — упрекнул он.

Я шагнула ближе к нему, мимо лейтенанта. Мужчины повставали с мест, будто почувствовали, что вот-вот что-то произойдёт. Я подошла достаточно близко, чтобы яростно прошипеть Рокко в лицо:

— Ты перешёл границы, и ты это знаешь. Ты питался моими воспоминаниями, моими эмоциями.

— А ты — моими, — ответил он.

Он старался, чтобы его голос был так же тих, как и мой. Технически то, что мы сделали, не являлось противозаконным, поскольку закон не догонял, что можно быть вампиром, и при этом быть живым. Согласно официальной формулировке ни один из нас не был вампиром.

— Ты первый начал, — напомнила я.

— Ты перехватила мою способность и использовала её против меня, — разозлился он.

Он всё ещё говорил вполголоса, но уже не шёпотом. Я поняла: нам необходимо поговорить кое о чём произошедшем.

— Иногда, когда вампир использует против меня силу, я могу её одолжить, — призналась я.

— Поясните, Каннибал, — потребовал Гремс.

Мы оба повернулись к нему, затем снова друг к другу. Я всегда ненавидела разъяснять метафизические способности людям, которые их лишены. Никогда не получается передать мысль в точности.

— Всё, что я могу ощутить, в большинстве случаев, это воспоминания насилия, страха, боли, — начал объяснять Каннибал, — когда Анита попыталась остановить меня, она вытянула воспоминание из меня, и оно не имело отношения к насилию. Как это у тебя получилось?

— Если оно не имело отношения к насилию, то что же тогда это было за воспоминание?

Каннибал и я вновь обменялись взглядами, я пожала плечами.

— Оно было личным, касающимся моей семьи.

Он перевёл взгляд с лейтенанта на меня и вновь:

— Как у тебя это получилось?

— В реальной жизни я практикую насилие, но для метафизических штук лучше подходит нечто другое.

Ну вот, достаточно двусмысленно для ответа; чего мне меньше всего хотелось, так это чтобы полиция узнала, что я суккуб. Единственная причина, которая не давала Каннибалу проболтаться, заключалась в том, что он не хотел, чтобы я выдала его. Если мы достаточно сообразительны, мы не раскроем секреты друг друга. По его лицу проскользнула тень, как если он раздумывал, какое выражение лица подойдёт для меня.

— Она показала мне любовь, нежность, как женская версия того, что могу делать я, — он тоже говорил правду, но не всю.

— Ты тоже быстро учишься, Каннибал. Последнее воспоминание, которое ты из меня вытянул, также не имело никакого отношения к насилию.

— Итак, ты подсмотрела моё, а я — твоё воспоминание, — кивнул он.

— Да.

— Что подсмотрели? — уточнил Гремс.

— Людей, которых мы любим, — ответил Каннибал.

Гремс в задумчивости переводил взгляд с меня на него и обратно.

— Мужчина в твоём воспоминании не был вампиром, — отметил Каннибал, — Я думал, ты живёшь с мастером города.

— Живу.

— Тогда кто он, этот мужчина? Я видел его глаза, они не человеческие.

— Он верлеопард, — ответила я.

— В твоей жизни обычных мужчин не бывает?

— Нет.

— Почему? — изумился он.

У меня на языке вертелось много ответов, но вслух я произнесла:

— Влюбиться в жену входило в твои планы?

Он открыл рот, затем закрыл его и ответил:

— Нет, она должна была быть развлечением на одну ночь.

Он нахмурился, и взгляд красноречивее всяких слов говорил, что он не хотел говорить этого вслух.

— Будь ты мужчиной, не знаю, что бы с тобой сейчас сделал.

— Ударил бы меня?

— Возможно.

— Ты протащил меня через одно из худших убийств моего недавнего прошлого, и имеешь наглость стоять и говниться из-за того, что я заставила тебя вспомнить нечто прекрасное. Думаю, тут счёт за мной. Никогда больше не смей так иметь мой мозг.

— А то что? — Подначил он.

— Пристрелить я тебя не могу, но если ещё раз тронешь меня и попытаешься влезть в мою голову, я изобрету что-нибудь очень неприятное для тебя, что-то, что будет столь же законным, как то, что ты только что сделал со мной.

Мы сверлили друг друга взглядами. Гремс встал рядом с нами:

— Ладно, что пошло не так, Каннибал?

— Она перехватила мою силу и обратила её против меня. Я её вернул, но не без борьбы.

Глаза Гремса расширились, когда он взглянул на меня. Он глядел на меня, как, должно быть, обычно смотрел на новое оружие, или на новый сверкающий грузовик, который можно поставить в свой гараж из тестостеронового ада.

— Насколько она хороша? — поинтересовался он.

— Очень хороша, — ответил Каннибал, — и владеет своими силами. Мы могли серьёзно ранить друг друга, но мы оба были осторожны. По правде говоря, лейтенант, если бы я знал, насколько она сильна, я бы был с ней помягче. Владей она своими способностями хуже, вам бы пришлось доставить нас обоих в госпиталь как минимум на сутки.