Продавщица - [8]

Потом происходит ужасное: Джереми отстраняется от Мирабель, надев трусы, встает в ногах кровати и начинает говорить. Не просто говорить. Ораторствовать. И хуже того — он говорит таким образом, что Мирабель приходится время от времени поддакивать. Темы, которые он затрагивает, можно поместить под рубрикой «Джереми». Он говорит о надеждах и мечтах Джереми, о его пристрастиях и нелюбовях, и, к несчастью, много говорит об усилителях. Что включает: взгляд Джереми на усилители, ценовой анализ рынка и контраст между взглядами Джереми и взглядами босса. Эта тема требует наибольшего количества «ага» и только глядя на него в упор и, чуть расширив глаза, Мирабель может изобразить хоть какой-то интерес. В отличие от его пениса поток его речей не знает подъемов и спадов. Он хлещет под равномерным напором, и Мирабель начинает сомневаться, что Уильям Дженнингс Брайен[4] заслуживает славы самого грандиозного публичного оратора Америки. Мнения и наблюдения Джереми гудят и ревут битых полчаса, все удостаивается полного освещения. В конце концов он иссякает и возвращается в постель, где обнимает Мирабель в позиции, которую та еще не успела классифицировать, что приносит ей некоторое удовлетворение. Невзирая на ранее отмеченную предательскую нестойкость, она чувствует, что желанна, и знает, что он счел ее красавицей, а она его осчастливила и вдохнула в него доблесть, а расход энергии на нее вверг его в глубокий-глубокий сон.

Выходные

Девять ноль-ноль, Мирабель просыпается второй раз за утро. Первый раз это случилось два часа назад, когда убегал Джереми, столь формально поцеловав ее на прощание, что впору подумать, что на нем смокинг. Она не расстроилась, потому что ну просто не могла себе этого позволить. К тому же она рада, что он ушел — неловкая задача знакомиться с мужчиной, с которым успела переспать, ее не прельщала. Маленький солнечный зайчик, упавший на ее постель, медленно пробирается по одеялу. Она встает, смешивает свой «серзон» со стаканом апельсинового сока и выпивает залпом, как водку-тоник, укрепляя себя перед выходными.

Для таких хрупких существ, как Мирабель, выходные могут быть опасны. Малейшая оплошность в расписании и перед ней — восемнадцать часов телевизора. Потому-то она и вступила в добровольческую организацию, которая занимается постройкой и ремонтом жилья для малоимущих, своего рода операциями по зачистке микрорайона; называется это «Гуманный Хабитат». День, таким образом, пристроен. На субботние вечера обычно приходятся стихийные посиделки с другими добровольцами «Хабитата» в ближайшем баре. Если этого не случается, а сегодня этого не случается, Мирабель без страха отправляется в местный бар, что она сегодня и делает, где можно наткнуться на знакомых или, поцеживая коктейль, сидеть и слушать местную группу. Сидя в кабинке и разглядывая колонки в поисках фирменного трафарета Джереми, она и не думает взглянуть на себя со стороны, так что избавлена от образа девушки, сидящей в одиночку в баре субботним вечером. Девушки, которая готова отдать себя до последней унции, которая никогда не изменит своему любимому, девушки, которая ни в ком не подозревает коварства, чья сексуальность спит и ждет, чтобы ее разбудили. Она никогда не жалеет себя, разве что в те моменты, когда неодолимая химия депрессии затопляет ее и делает беспомощной. Она переехала из Вермонта в надежде начать собственную жизнь, и вот — затеряна в бескрайних просторах Лос-Анджелеса. Она пытается обзавестись знакомствами, но количество недолетов начинает ее подавлять. Мирабель нужен всеведущий голос, чтобы просветил и осветил ее, чтобы довел до общего сведения, что эта девушка кое-чего стоит, вон та вон, та самая, что сидит одна в баре, а потом нашел бы ей суженого и свел их вместе.

Но в тот вечер голос не раздается, и она потихоньку собирается и уходит из бара.

Голос раздастся во вторник.

Понедельник

Мирабель пробуждается навстречу ясному лос-анджелесскому дню, в воздухе которого разлита льдисто-голубая прохлада. От ее квартиры открывается вид на море и на горы, но для того, чтобы это увидеть, приходится выглянуть за дверь. Она кормит кошек, пьет свое зелье, надевает свое лучшее белье, хотя вряд ли кому-то удастся его сегодня увидеть, разве что в раздевалке. Воскресенье прошло мило, потому что ее подруги Локи и Дель Рей наконец-то перезвонили и пригласили ее перекусить в одном из уличных кафе на Вестерн. Они сплетничали и болтали о мужчинах в своей жизни, о том, кто голубой и кто нет, о том, кто торчок и кто бабник, и Мирабель попотчевала их историей с Джереми. Локи и Дель Рей — судя по именам, их родители явно не думали, что девочки когда-то подрастут, — рассказали похожие истории, и все трое хохотали до слез. Это взбодрило Мирабель, потому что она почувствовала себя нормальной девушкой, как все. Но возвращаясь домой в тот вечер, она думала, не предала ли она, пускай и чуть-чуть, Джереми, ибо в глубине души она верила — он не стал бы рассказывать об их злоключениях парням за обедом. Эта маленькая мысль стала маленьким основанием для маленького раскаяния перед Джереми, благодаря чему он стал ей немного нравиться, хоть и совсем чуть-чуть.