Продано! Искусство и деньги - [14]

[55]и с тех пор обстоятельно задокументирована и проанализирована. В ходе обмена «кула» занимающие высокое положение в племенах мужчины меняют ракушки на ожерелья. Однако речь идет не о владении материальными объектами. Кула представляет собой символическую систему. Это своего рода игра, в которой предметы становятся посредниками статуса. В своем пути из рук в руки и с острова на остров ракушки выигрывают или проигрывают в цене в зависимости от того, кто ими владеет в настоящий момент. Также и люди, участвующие в обменной цепочке, повышают или понижают свою репутацию в зависимости от того, от кого именно получают они ракушки, отдают их или удерживают у себя. Прибавочная стоимость, которую с помощью своих стратегиче ских способностей стремятся извлечь аборигены при обмене, заключается не в вещах, а в статусе, который зарабатывается обменом ракушками и проявляется во владении ими.

Географическое перемещение ракушек кула с острова на остров обозначается термином «кеда». Кеда означает не что иное, как дорога, путь или тропа. Одновременно кеда – это отношения мужчин, связанных друг с другом посредством кулы. Эта проявляемая в обладании ракушками система отношений есть моментальный снимок социальной иерархии. Это результат всех предшествующих обменов, создающих, увеличивающих, уменьшающих или уничтожающих статус. Отсюда недалеко до борьбы покупателей в аукционном зале. Обмен ракушками для высокопоставленных аборигенов является тем же самым, чем стало коллекционирование произведений искусства для мировой денежной элиты. Здесь тоже речь идет об ограниченном круге участников. Признанных серьезных коллекционеров во всем мире не более двухсот человек.

Кула – это первобытная форма того, что антропологи называют «tournament of value» – состязание ценностей[56]. Почти всем обществам знакомы такие события, выходящие за пределы будничной экономики и облеченные в специально созданные формы. Участие в них является привилегией сильных данного общества и инструментом борьбы за статусное положение. Это относится и к «потлачу» североамериканских индейцев, ритуальному обмену подарками между вождями, и к схватке участников аукциона. Необходимым условием борьбы за трофей является ставка валюты, занимающей центральное место в стратегии выживания данного общества. На средневековых рыцарских турнирах на кон ставили соб ственную жизнь, в индейском полтаче – продукты питания, на современном художественном аукционе в жертву приносятся деньги.

Глава 2. Собиратель. Предмет вожделения

Если верно, что мы можем прожить лишь малую часть заключенного в нас, что же происходит с остатком?

Паскаль Мерсье «Ночной поезд на Лиссабон»

Живопись для меня теперь значит не меньше, чем день ги.

Стив Уинн

Ты ноль, если у тебя нет игрушки Фанзо.

Рекламный слоган из телевизионного сериала «Симпсоны»

Чемодан, полный долларов. Роль денег

В 1931 году Вальтер Беньямин пророчил закат коллекционирования. Эта страсть несовременна, полагал он, и тип коллекционера вымирает. Как это часто случается с пророчествами, произошло прямо противоположное: собиратели торопятся заявить о себе и распоряжаются судьбами искусства, как никогда прежде. Большие собрания прошлого десятилетия были заложены именно част ными коллекционерами. Одна из причин банальна: искусство тянется к деньгам. Деньги – живительный эликсир для художественного рынка. И в то время как в музейных кассах хоть шаром покати, частные состояния раздуваются благодаря бьющей через край прибыли предприятий и накатывающим волнам наследств. Результат: деньги охотятся за искусством. Растущее богатство покупателей подгоняет цены. Ведь самым серьезным фактором ценообразования на художественном рынке являются доходы клиентуры. Поднимаются они на 10 процентов, и в среднем на 6 процентов подрастают цены на искусство[57]. Ответ на вопрос, почему работы Маурицио Каттелана за два года подорожали втрое, звучит так: коллекционер, едва ли способный в 2001 году заплатить один миллион долларов за гиперреалистиче скую скульптуру сраженного метеоритом Папы, два года спустя может выложить за нее три миллиона.

Глядя на список всемирно известных покупателей искусства, который ежегодно публикует нью-йоркский художественный журнал Art-news, можно спутать его с международным списком богатейших семей из журнала Forbes. Многие коллекционеры современного искусства, такие как грек Филип Ниархос или немец Фридер Бурда, являются богатыми наследниками. Другие тяжеловесы коллекционирования, вроде французского предпринимателя Франсуа Пино или американского менеджера хедж-фонда Стивена Коэна, нажили миллиарды сами. Художественный рынок – это так называемый deep-pocket-market. У того, кто хочет участвовать в игре, должны быть глубокие карманы.

Даже ради таких работ, о которых никто, кроме знатоков, понятия не имеет, запросто можно расстаться с пятизначной суммой. Что же говорить о птицах высокого полета, уже взявших ценовую планку в несколько сотен тысяч, или классиках модернизма, цены на которых окончательно преодолели силу земного притяжения и парят в невесомости миллионных сумм. Но хотя большинство коллекционеров, обладающих всемирно известными собраниями, являются миллионерами, это вовсе не значит, что большинство миллионеров являются коллекционерами. Коллекционирование – лишь одна из многих возможностей распорядиться лишними деньгами и временем.