Проданная замуж - [73]

Целый день находиться вдали от сына было мукой, потому что за ним явно не ухаживали как следует. Когда мы с Меной возвращались, Азмир всегда был голоден, и никто не считал нужным искупать его или хотя бы умыть. Я понятия не имела, чем он занимался весь день. Когда я спрашивала Азмира, он всегда казался довольным, но я знала, что с ним не играют и вообще уделяют мало внимания.

Я кормила его, купала, читала сказки и пела песенки, играла с его пальчиками, а потом укладывала спать. Меня терзало то, что малышу нужно больше, чем я могу дать. Я должна была постоянно находиться с ним рядом. Я лежала на кровати, смотрела на Азмира, спящего в своей кроватке, и молилась о чуде. Я не могла описать, что мне было нужно, знала лишь, что хочу для сына лучшей жизни, чем была у меня.

Работая в магазине, я думала об Азмире, о том, какой будет наша жизнь, если мы с ним сбежим отсюда. Мы найдем где-нибудь маленький домик с садом и сможем весь день играть и купаться в солнечных лучах. Я улыбалась этим мыслям, но тут Манц говорил:

— Чем ты занята? Грезишь наяву, а? — и, если в магазине не было покупателей, отвешивал мне оплеуху, и мои мечты в который раз рассыпались в прах.

15

Третий день рождения Азмира прошел тихо, потому что, кроме нас с Меной, никто о нем не вспомнил. Я припрятала в карманы шоколад, пока работала в магазине, и, когда, кроме нас троих, в комнате никого не было, мы с Меной вручили малышу шоколадки и сказали: «С днем рождения». День рождения Шэма, три недели спустя, был другим: Тара подарила ему игрушку, мама — новую одежду, а Танвир и Сайбер баловали его пуще обычного.

Этой ночью Азмир (теперь он спал со мной, потому что его кроватка стала слишком мала для него) метался и ворочался во сне, и я подумала, что день, вероятно, был слишком насыщен для него. Я протянула руки, чтобы успокоить малыша, тихонько, чтобы не разбудить, и прикоснулась к спине. Азмир вздрогнул. Я не знала, что делать. Он спал, и я не хотела его будить и разбираться, что не так. Я не могла включить свет и посмотреть, потому что разбудила бы Мену. Я ждала до утра и, когда стало уже достаточно светло, приподняла рубашку на спине малыша.

Мое сердце остановилось. Посередине спины был огромный синяк, свежий, какой нельзя было себе поставить, покатившись со ступенек в подвал или налетев на что-то в саду. Немые слезы потекли по моим щекам. Моего малыша били, как меня когда-то. Я поклялась защищать его и не справилась с этим. Только тогда я заметила, что Азмир описался в кровати, чего никогда не делал прежде.

Азмир повернулся, готовый улыбнуться мне, но, увидев слезы на моих глазах, обвил меня руками и сказал:

— Не плачь, мам. Все будет хорошо. Ш-ш.

Я улыбнулась сыну, узнав собственные слова, которыми утешала его, когда он плакал. Я вытерла щеки и обняла Азмира.

— Ты прав, солнышко. Все будет хорошо.

Затем я подняла малыша, одела его и быстро сняла простыни с кровати. Я положила его пижаму и постельное белье в стиральную машину, чтобы никто не узнал, что он описался, и не побил его за это. Мы поели гренок, и пришло время мне уезжать на работу. Невыносимо было оставлять Азмира, я так беспокоилась, что с ним может случиться что-то ужасное, пока меня не будет рядом.

По дороге в магазин, сидя в фургоне Манца, я приняла решение: мы должны сбежать, они не оставили мне выбора. Я соберу чемодан, и мы уедем куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда.

Я дождалась перерыва и во время завтрака рассказала обо всем Мене.

— Куда вы поедете? — спросила она.

— Не знаю, — ответила я, — хуже, чем здесь, наверное, нигде не будет.

— Но где вы будете жить? Чем заниматься? Не уезжай, Сэм. Они найдут тебя и убьют или увезут в Пакистан и бросят там.

Я посмотрела на сестру. Она была права. Они наверняка будут искать нас. И что они сделают, если найдут меня? Отправят в Пакистан? Они будут надо мной издеваться или даже убьют. Такие вещи были вполне возможны в нашем обществе. А поскольку меня никто здесь не знает, никто, кроме близких, им ничего за это не будет. Даже Мена ничего не скажет полиции, учитывая, насколько она запугана. И что тогда будет с Азмиром?

Что ж, пусть это нелегко, но я найду выход, придумаю что-нибудь. Я должна забрать Азмира отсюда, хотя мне некуда идти, у меня нет денег и никто не защитит меня. Я завязла, застряла здесь, но найду выход, нужно только все хорошо обдумать.

Следующие несколько дней я думала и думала, что можно сделать, но в голову ничего путного не приходило. Однажды вечером, вернувшись с работы, я отправилась в кухню готовить ужин и остановилась в изумлении: там была мать, окруженная, как всегда, когда готовила, дюжиной открытых пакетов, мисками и грязными кастрюлями. Приводя в порядок кухню, я гадала, в чем же дело. Мать объяснила:

— Завтра мы ждем гостя. Достань еще масла. Передай мне лук.

В довершение всего еще и лишние голодные рты. Мать командовала мной, будто я не знала, что делать в кухне, будто это не я каждый вечер готовила ужин.

— Достань мне с полки вон ту большую кастрюлю. Вымой миску.

Я поняла, в чем причина, когда, нарезая лук, мать сказала:

— Хаджи Осгар завтра приезжает из Пакистана. Его род очень богат и известен. Не делай карри слишком острым. Я приготовлю все, что можно, сегодня вечером, а рис сварю завтра.