Проданная замуж - [61]

Утреннее солнце припекало, но, пока мы ехали вдоль реки, легкий ветерок приносил от воды прохладу. А когда поехали по главной дороге, оставшиеся десять минут до города пришлось изнемогать от жары и пыли.

Только теперь я как следует пригляделась к Афзалу. До этой минуты я бросала на него лишь мимолетные взгляды, должно быть, не хотела запоминать лицо человека, причинявшего мне боль. Я знала, как выглядит его худощавое тело, но не лицо. Теперь я разглядела, что у Афзала узкое лицо с крошечными глазками. Он не носил ни бороды, ни усов. Его широкий рот растянулся в улыбке, когда Афзал заметил на себе мой взгляд; даже в глазах у него засияла улыбка. Я с дрожью осознала, что совсем не знаю мужчину, с которым прожила несколько месяцев. Люди могли называть его моим мужем, но я не воспринимала его в этой роли. Для меня Афзал был просто мужчиной и никем больше. Я попрощалась и пошла за матерью, не оборачиваясь.

На этот раз по пути в аэропорт все казалось совсем не таким, как во время нашей первой поездки по этим дорогам. Проскакивавшие мимо городки ничем не отличались друг от друга: те же немытые люди, торговавшие на углах улиц, пряные ароматы, маскировавшие не столь аппетитные человеческие запахи, и одноэтажные дома, жмущиеся друг к другу подальше от дороги и сливавшиеся с пыльным ландшафтом. «Вряд ли мне будет не хватать этого», — подумала я.

Час спустя мы въехали в Лахор. Дома вдоль трасы, ведущей к аэропорту, были огромными, утопали в садах, а у ворот стояла охрана. Дороги не были такими пыльными, и в отличие от городков, мимо которых мы проезжали, здесь не воняло нечистотами. Вдоль дорог росли деревья. Мы проехали какой-то университет очень внушительного вида. Я даже стала сомневаться, по-прежнему ли мы в Пакистане: все это было так не похоже на страну, в которой я прожила последние восемь месяцев.

Водитель остановил машину перед зданием аэропорта. Здесь было не так жарко, как во время поездки, но температура оставалась достаточно высокой, я даже вспотела. Когда мы зарегистрировались, Кара обняла нас и пожелала счастливого пути. Шагая в зал ожидания, я обернулась. Кара все еще смотрела нам вслед, и я еще один, последний раз махнула ей рукой.

В зале ожидания было много свободных мест. Мы присели, наслаждаясь прохладным воздухом из кондиционеров. Я так устала, что успела задремать, и очнулась, когда мать сказала:

— Пойдем, объявили посадку.

Я проспала всю дорогу до Лондона, расслабившись от осознания того, что наконец улетаю домой. Теперь Афзал меня не побеспокоит и можно будет от всего отдохнуть. Я проснулась, когда мы приземлялись в Лондоне, где предстояло пересесть на самолет до Глазго. В течение этого полуторачасового перелета я бодрствовала, потому что подавали чай с бутербродами, а я ничего не ела после завтрака в Пакистане.

Центр Глазго выглядел восхитительным, чистым и свежим. Там было чудесно! Теперь, когда я вернулась, все казалось мне просто замечательным. Мне хотелось кричать во все горло: «Смотрите все, я дома!»

Однако, когда мы постучали в дверь, все, похоже, еще спали. Примерно минуту спустя на пороге появилась заспанная и зевающая Мена. Увидев, кто приехал, она с круглыми от удивления глазами бросилась меня обнимать, крича при этом:

— Вы вернулись, вернулись!

Я улыбнулась сестре и обняла ее.

Мена помогла занести чемоданы в дом, после чего мать прямиком направилась к кровати, жалуясь на головную боль и говоря, что ложится спать и ее никто не должен беспокоить.

Мы с Меной пошли в кухню и позавтракали тостами. Сестра рассказала, что, пока нас не было, они каждый день готовили, как она выразилась, «английскую» еду — картошку фри. Я позавидовала их свободной жизни без правил и ограничений, устанавливаемых матерью. Мена засыпала меня вопросами о Пакистане.

— Как там было? Жарко? Что за муж тебе достался?

Я отвечала в той же манере.

— Ужасно. Да, очень жарко. И ужасный.

— Манц нагружал меня работой. Ты знаешь, что Ханиф родила девочку?

— Да, знаю; мать мне рассказала.

Я огляделась и увидела, что в кухне чисто, тарелки вымыты и расставлены на сушилке. Из остальных комнат не доносилось ни звука. Я спросила у Мены, который час.

— Около восьми. Все еще спят.

— В Пакистане приходилось вставать в шесть, — сказала я, — и помогать по хозяйству даже в воскресенье. Я была не против, но потом я вышла замуж, — со вздохом продолжила я, но тут же улыбнулась сестре. — Но я так рада снова оказаться дома! Я никогда не захочу возвращаться в Пакистан. Из детей Ханиф никто еще не встал?

— О, ты разве не знаешь? Они перебрались в другой дом сразу после отъезда матери. Социальная служба предоставила им жилье в Говенхилле. А ты в курсе, что сразу после твоего отъезда Сайбер женился?

Какое-то смутное воспоминание всплыло на задворках сознания. Мать о чем-то таком упоминала, но среди всех происшедших событий эта новость как-то затерлась.

— Какая она? — спросила я. — Расскажи мне об этом.

— Ее зовут Танвир, и она приехала из Пакистана через пару дней после твоего отъезда. Она наша дальняя родственница. Брак устроил Паджи, но свадьбу сыграли не так пышно, как было у Тары. Танвир большую часть времени проводит у себя в комнате и выходит, только когда Сайбер хочет поесть или когда нужно постирать ему одежду. Думаю, она ничего. — Мена пожала плечами. — Она неплохо ухаживает за Сайбером, и он ее обожает. Смотри! Он даже купил ей стиральную машину. И микроволновку! — указала она на новую технику.