Прочтение образа Девы Марии в религиозной культуре Латинской Америки (Мексика, Венесуэла, Куба) - [2]

Имя венесуэльской индейской богини Марии Лионсы[2], почитаемой миллионами жителей этой страны, несет в себе определенные религиозные аллюзии, отсылая к фигуре Девы Марии. Объективно трудно судить о том, случайно ли само по себе имя Лионсы, но, скорее всего, в данном случае мы имеем дело с совпадением, приобретшим со временем сакральную трактовку. Как отмечает Т. Торрес, «Богиня Мария Лионса синкретизируется с Девой Марией и описывается как одна из граней Богородицы» [21]. Определенно в данном объяснении присутствует некоторая абстрактность, которая не позволяет в полной мере понять, что сущностно представляет собой данная «грань». Здесь следует указать на одну из версий происхождения самой богини. Известная исследовательница А. Поллак-Эльтц в своей книге «Мария Лионса. Венесуэльский миф и культ» приводит историю, поведанную ей одной из последовательниц Марии Лионсы некоей Хуанитой де ла Викторией:

«Она рассказала, что Мария Лионса была по рождению испанской, но была отторгнута от своих родителей и жила в одиночестве в пещере. Там ее обнаружила прекрасная сеньора, которая оказалась Девой Марией. Она крестила Марию Лионсу. Иисус Христос же дал ей сверхъестественные полномочия, чтобы она несла добро и человечность» [17, р. 28].

Согласно приведенному выше мифу, Мария Лионса не есть одно лицо с Девой Марией, но в нем прослеживается явная преемственность одного образа от другого. По сути, Дева Мария как бы передает свои обязанности Марии Лионсе, а Христос подтверждает эту передачу своим согласием и наделением Марии Лионсы особыми способностями. В результате, хотя фактического слияния двух персонажей не происходит, но на сакральном метафизическом уровне оно имеет место быть. Происходит своего рода замещение при сохранении двух самостоятельных сакральных сущностей.

Еще одним фактором, способствовавшим синкретизации образа Марии Лионсы в Венесуэле, явилась, возможно, его сознательная подмена образом Девы Марии. Так, в 1971 г. Э. Хименес Сьерра выдвинул версию, что во времена зарождения культа на территории современного штата Яракуй был широко распространен культ некоей богини, который испанцы заменили на поклонение образу Богоматери под названием Nuestra Señora María de la Onza del Prado de la Talaverade Nívar [11]. Но ряд других исследователей [4, 13] чуть позже опровергли эту версию, доказав, что почитания Девы Марии под таким именем на данной территории в те времена не наблюдалось, а среди используемых имен были лишь Nuestra Señora de la Victoria и Nuestra Señora del Carmen. Тем не менее было бы неверным отвергать влияние испанского католицизма на формирование культа Марии Лионсы.

Как отмечают венесуэльские исследователи М. Луиги, Х. Арангурен и Х. А. Монкада, эта богиня, как и множество других богинь, присутствующих в восточной и западной культуре, являет собой целую серию противоречий. С одной стороны, она девственница, потому что изначально была богиней, индейской девой, синкретизировавшейся с Девой Марией, которая идентифицируется с одним из атрибутов Великой Матери. Она является принципом, творящим независимость человека, власть и богатство в его женской составляющей, но не в мужской. С другой стороны, это соблазнительная женщина, которая привлекает мужчин как амазонская Богиня Yara, Uyara или Wauyara − красивая женщина, доминирующая на реке и в лесах, водное божество, завлекающее мужчин [12]. Таким образом, в фигуре Марии Лионсы прослеживаются как минимум три составных элемента, формирующих ее образ: первобытный (Великая Мать), индейский (одна из индейских богинь) и католический (Дева Мария).

Говоря о кубинском католицизме, необходимо отметить его центральные священные символы. Безусловно, главным из них является так называемый образ Девы Милосердия из Кобре. Как отмечает О. Зуньига, начиная с десятилетней войны за независимость (1868−1878) образ Девы Милосердия из Кобре превращается в центральную фигуру религиозного единства кубинцев, направленного против тотального влияния католицизма испанского образца, поддерживавшего колониализм [18, p. 226]. Дева Милосердия из Кобре – образ, который находится в святилище в нескольких километрах от г. Сантьяго-де-Куба, в провинции с одноименным названием, откуда он и получил свое имя. Но прежде чем на Кубе появилась своя национальная Дева Мария, на острове зародилось в целом типичное для католиков почитание ее образа. Как пишет падре Х. Риверо, Алонсо де Охеда и другие, первые конкистадоры стремились обратить в христианскую веру местное индейское население. Но индейцы отказались креститься, вследствие чего испанцы были вынуждены спасаться бегством. В результате они оказались в индейском поселении Куэиба, где население отнеслось к ним с сочувствием. В благодарность Богу испанцы воздвигли небольшую часовню, в которой установили образ Девы Марии − один из первых (если не первый) из зафиксированных на Кубе [19, p. 1].

Что же касается непосредственно почитаемого на Кубе образа Девы Милосердия, то ее явление, согласно документам кубинской католической церкви, случилось в 1607 или 1608 г. (точную дату установить так и не удалось). По общепринятой на Кубе версии, ранним утром два брата-индейца Хуан и Родриго де Ойос и креол Хуан Морено были направлены администрацией поселения Варахагуа за солью на берег залива Нипе. Когда группа прибыла на побережье, начался сильный шторм с дождем. В течение трех дней они были вынуждены укрываться в хижине, после чего смогли продолжить свой путь. Погрузившись на лодку, они отплыли от берега, когда в утреннем тумане заметили неясную фигуру, приближающуюся к ним – это и был образ Девы Марии в виде небольшой пластины (порядка 15 см), на которой была изображена она сама, а также размещалась надпись: «Я – Дева Милосердия» [8, p. 41]. Приставка же «из Кобре» появилась в связи с тем, что явление происходило неподалеку от медных рудников в одноименной местности (медь по-испански – el cobre).