Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920–1930-х годах - [31]

. Впоследствии Марк Штаркман занимался литературной деятельностью.

Лучшая карьера из известных нам комендантов-сибиряков – у С.И. Корнильева, дослужившегося в конце войны до начальника УНКВД-УМВД по Томской области, но с позором снятого в ноябре 1946 г. за огромные финансовые злоупотребления. Комендант Ивановского облУНКВД в годы террора Фролов впоследствии работал заместителем начальника УНКВД по Калининградской области; правда, в 1960-х годах он сошёл с ума и умер в психиатрической больнице. Б.К. Шаблинский, работавший в 1921-1922 гг. дежурным комендантом Екатеринославской губчека, затем перешёл на хозяйственную и партийную работу, а в 1939 г. возглавил УНКВД по Винницкой области. Комендант ГПУ-НКВД УССР с 1933 г. А.Г. Шашков пять лет спустя стал заместителем начальника УНКВД по Донецкой, а затем по Запорожской и Черновицкой областям. В 1941-1942 гг. Шашков возглавлял Особый отдел НКВД 2-й Ударной армии А.А. Власова и застрелился, попав в окружение[113].

Многие факты говорят о том, что исполнители приговоров на местах, уйдя из ВЧК-ОГПУ-НКВД, нередко дорастали до высоких должностей, входя в номенклатуру районного, городского и областного уровня. Самый яркий пример – судьба знаменитого полярника И.Д. Папанина, в начале 1920-х гг. служившего комендантом Крымской ЧК и уволенного с этой должности по болезни. Как раз в те времена Крым кровожадно «чистили» от белых офицеров и прочих враждебных элементов, так что папанинский вклад в красный террор был, вероятно, немаленьким. Возможно, его верным наганом были убиты сотни осуждённых. В своих мемуарах «Лёд и пламень» Иван Папанин, конечно, не пишет, чем он занимался на этой работе, но утверждает, что по должности просматривал следственные дела осуждённых и даже подчас возражал против расстрельных приговоров по маловажным обвинениям[114]. Впоследствии Папанин стал видным номенклатурным деятелем, обладателем огромной коллекции высших государственных наград.

Вот примеры должностных метаморфоз тюремных работников. Комендант Якутского облотдела ОГПУ Г.А. Грицкевич с 1926 г. работал инструктором Легостаевского райкома ВКП(б) в Новосибирском округе. 25-летний П.И. Снегирёв как помначальника Барабинской тюрьмы весной 1936 г. участвовал в расстрелах, а в 1937-1938 гг. допустил массовую смертность заключённых от голода. В 1938 г. он ещё начальствует в Барабинской тюрьме, а в 1940 г. – уже заместитель редактора районной газеты «Знамя стахановца» и член бюро Куйбышевского райкома комсомола. Затем Снегирёв заведует райздравотделом, а весной 1941 г. становится председателем Куйбышевского горисполкома. Рядом с ним трудился Д.С. Фоменко, бывший чекист, партработник, в 1937 г. мобилизованный в НКВД и в качестве секретаря Куйбышевского РО НКВД участвовавший в массовых расстрелах осуждённых. В 1939 г. Фоменко стал секретарём райисполкома и был выдвинут в депутаты Куйбышевского райсовета[115].

Лука Ернов, один из немногих чекистов из народности ханты, самоучка, до 1937 г. работал помощником коменданта Остяко-Вогульского (Ханты-Мансийского) окротдела УНКВД по Омской области в Сургутском районе. В 1937 г. его перебросили на партийную работу и три года спустя Л.Ф. Ернов уже был вторым секретарём Омского обкома ВКП(б). Партийная карьера Г.И. Мигучкина, до начала 1930-х гг. работавшего комендантом губотдела-окротдела ОГПУ в Омске, была скромнее: в 1940 г. его утвердили инструктором отдела кадров Вокзального райкома ВКП(б) г. Томска[116].

Карьере исполнителей приговоров не препятствовало и увольнение из «органов» за уголовные преступления: так, М.А. Захаров, снятый в 1922 г. с работы в ВЧК за «самочинные расстрелы», в 1934-1937 гг. подвизался секретарём Исовского райкома ВКП(б) Свердловской области, пока за незаконные поборы не был осуждён на 10 лет заключения.

Некоторые исполнители приговоров дождались официального признания, как ни парадоксально, в эпоху гласности и перестройки. Так, в Барнауле с 1987 г. существует улица имени Семёна Бабуркина (1890-1954). Этот алтайский крестьянин, доброволец Красной Гвардии, партизан и председатель волостного ревкома, в 1921 г. одновременно возглавлял коммунистический отряд по борьбе с политбандитизмом, за что был награждён орденом Красного Знамени. С 1925 г. он работал начальником Барнаульского окружного адмотдела, но получил партвыговор за пьянство и устройство «грандиозной попойки» с участием почти всего начсостава милиции. Пьющего начальника всех милиционеров округа сняли и в конце 1927 г. взяли в Барнаульский окротдел-оперсектор ОГПУ на скромную должность дежурного коменданта, в каковой Бабуркин проработал несколько лет. В первой половине 1930-х гг. в Барнауле были расстреляны многие сотни людей. Не выдержав перегрузок, Бабуркин заболел эпилепсией и в 1935 г. был уволен из НКВД как инвалид. Работал председателем колхоза, умер где-то в деревне и много лет спустя в юбилейный год за свои заслуги в гражданской войне удостоился названия улицы в свою честь...[117]

На исходе «Большого террора»

Расстрелы в конце 1938 г. в целом ряде регионов послужили способом спрятать концы в воду. Нарушая указание Москвы немедленно прекратить расстрелы с 15 ноября 1938 г., партийные и чекистские боссы тайком расстреляли фигурантов множества липовых дел, тем самым «подчистив» переполненные тюрьмы.