Пробуждение весны - [17]

Вендла: Иногда мне становится так хорошо, - Все радостно, все солнечно блестит. Думала ли я, что может быть так легко, так хорошо на сердце! - Мне хотелось бы на воздух, - пройтись вечером по лугам, поискать цветов у реки, посидеть у берега, помолчать… И вдруг приходит зубная боль, - мне кажется, что завтра я умру; меня бросает то в жар, то в холод, в глазах темнеет, и вкрадывается чудовище. Когда бы я не проснулась, я вижу - мама плачет. О, мне это так больно, - я не могу высказать тебе, Ина!

Ина: Не поднять ли тебе подушку?

Г-жа Бергман(возвращаясь): Он думает, что возможна и рвота; а потом ты себе встанешь. И я думаю, Вендла, что было бы лучше, если бы ты поскорее встала.

Ина: Когда я приду следующий раз, ты, может быть, уже будешь бегать по комнате. - Прощай, мама, мне надо к портнихе. Да хранит тебя Бог, милая Вендла! (Целует ее). Скорее, скорее поправляйся.

Вендла: Час добрый, Ина. - Принеси мне цветов, когда опять придешь. Adieu. Поклонись от меня своим мальчикам.

(Ина уходит).

Вендла: Что он там еще говорил, мама?

Г-жа Бергман: Он ничего не сказал. - Он сказал, что у барышни фон-Вицлебен была предрасположена к обморокам; это, кажется, почти всегда бывает при малокровии.

Вендла: Он сказал, мама, что у меня малокровие?

Г-жа Бергман: Ты должна пить молоко, есть мясо и овощи, когда вернется аппетит.

Вендла: О, мама, мама, я думаю, у меня не малокровие.

Г-жа Бергман: У тебя малокровие, дитя. Успокойся, Вендла, успокойся. У тебя малокровие.

Вендла: Нет, мама, нет. Я это знаю. Я это чувствую. У меня не малокровие, у меня водянка.

Г-жа Бергман: У тебя малокровие. Он положительно сказал, что у тебя малокровие. Успокойся, девочка, ты поправишься.

Вендла: Мне не поправиться, мамочка. У меня водянка. Я умираю, мама. О, мама, я умираю!

Г-жа Бергман: Ты не умрешь, дитя. Ты не умрешь… - Милосердное небо, ты не умрешь!

Вендла: А зачем же ты так жалобно плачешь?

Г-жа Бергман: Ты не умрешь, дитя. У тебя не водянка. У тебя, девочка моя, будет ребенок. У тебя будет ребенок! - О, зачем ты мне это сделала!

Вендла: Я ничего не сделала.

Г-жа Бергман: Не отрицай уж, Вендла. Я все знаю. Видишь, я не решалась сказать тебе хоть одно слово. - - Вендла, Вендла моя!

Вендла: Но ведь это невозможно, мама! Ведь я же не замужем!

Г-жа Бергман: Великий, милосердный Боже! - В том то и беда, что ты не замужем. Ведь это — самое ужасное! Вендла, Вендла, Вендла, что ты сделала!

Вендла: Видит Бог, что я ничего не знаю! Мы лежали на сене… Никого на всем свете я не любила, только тебя, мама.

Г-жа Бергман: Сокровище мое!

Вендла: Мама, зачем же ты мне не сказала?

Г-жа Бергман: Дитя, дитя, не делай нам обеим еще тяжелее. Овладей собою. Не мучай меня, дитя мое. - Сказать это четырнадцатилетней девочке! Пойми, я скорее могла подумать, что солнце погаснет. Я с тобою поступила, как моя милая, добрая мать. - Вендла, положимся на милосердного Бога, будем надеяться на его милость, и сделаем сами, что можем. Видишь, еще ничего не случилось, дитя. Если мы не будем падать духом, Бог нас не оставит. - Будь бодрее, Вендла, будь бодрее. - - - Так вот сидишь иногда у окошка, положишь руки на колени, - потому что все благополучно, и вдруг врывается это, и сердце разрывается на части… Что ты дрожишь?

Вендла: Кто-то постучался.

Г-жа Бергман: Я ничего не слышала, сердце мое. - (Подходит к двери и открывает ее).

Вендла: А я слышала так ясно. - Кто там?

Г-жа Бергман: Никого. - - - Мать кузнеца с Гартенштрассе. - - - Как хорошо, что вы пришли, бабушка, - добро пожаловать!

Сцена шестая

Сборщики винограда, мужчины и женщины, в винограднике. На западе солнце опускается за вершину горы. Из долины доносится чистый перезвон колоколов. Гансик Рилов и Эрнест Ребель вверху лежат в засохшей траве над свешивающимся утесом.

Эрнест: Я переутомился.

Гансик: Не будем грустить. - Жаль мгновений.

Эрнест: Вот видишь, как всюду они висят, но больше не могу, - а завтра их выжмут.

Гансик: Я не выношу усталости так же, как и голода.

Эрнест: Ах, я больше не могу!

Гансик: Еще этот светлый мускат.

Эрнест: Больше не помещается.

Гансик: Когда согнешь лозу, она начнет качаться ото рта ко рту. Даже и шевелиться не надо. Откусим ягоду за ягодой все и отпустим лозу.

Эрнест: Только решишься, - и снова воскресают исчезнувшие силы.

Гансик: И эта пламенеющая твердь! - И вечерний звон!.. - - Я не жду большего от будущего.

Эрнест: Порою я вижу себя уже священником, - добродушная хозяйка, богатая библиотека, почет и уважение ото всех. Шесть дней думай, а на седьмой рот открой. На прогулке школьникам и школьникам протягиваешь руку, а когда придешь домой, дымится кофе, на стол ставятся пироги, а через дверь из сада девочки вносят яблоки. Можешь ли ты себе представить что-нибудь лучше?

Гансик: Я представляю себе полузакрытые веки, полуоткрытый рот, турецкие драпировки. Я не верю в пафос. Смотри, наши старшие строят длинные лица, желая прикрыть свои глупости. Между собою они называют друг друга ослиными головами, как и мы. Я это знаю. - Если я буду миллионером, я поставлю памятник Богу. - Представь себе будущее, как молоко с сахаром и корицею. Один проглатывает и ревет, другой смешивает и потеет. А почему бы не снимать сливок? - Или ты не думаешь, что этому можно научиться?