Пробуждение спящей красавицы. Психологическая инициация женщины в волшебных сказках - [18]

Я тоже так считаю. Я пришла к этому знанию эмпирическим путем, на основании собственного опыта работы с клиентками в психотерапевтическом пространстве. Работая психотерапевтом, невозможно не выйти на этот пласт, общий для всех людей. В поисках психологического языка, на который бы я смогла переложить сказку, я пришла к языку психологии развития, которую я читаю уже пятнадцать лет в Новосибирском государственном университете студентам второго высшего психологического образования. На этом языке инициация — то же самое, что нормативный психологический кризис. Структура волшебной сказки хранит код прохождения кризиса. Упрощенно говоря, сказка может рассказать современному человеку, как «правильно» пройти кризис (только он «не слушается»).

Ритуалов уже нет, потому что изменился социальный уклад общества, но они были нужны, чтобы структурировать жизнь человека во время кризисов. Кризисы же как были, так и есть и будут. Сегодня человек во время кризисов не находит ничего лучшего, как их отрицать и подавлять, потому что социальные институты, призванные позаботиться о человеке в кризисном состоянии, утрачены. Поэтому раньше были обряды, которые проводили старейшины, колдуны, шаманы, а сейчас есть психотерапевтические сессии, которые проводит психотерапевт.

Теперь настало время поговорить о нормативных кризисах поподробнее.

Отношение к кризисам в современном обществе

Незнание о кризисах

не освобождает от кризисов.

В нашем рационально ориентированном обществе человек, испытывающий кризис, считается «проблемным», «больным» или даже неудачником. Поздравляя родных и близких с днем рождения или праздником, мы желаем им «быть ВСЕГДА здоровыми и веселыми, ВСЕГДА оставаться такими, какие они есть».

Однако уже в самой формулировке таких поздравлений кроется сомнение: полно, можно ли ВСЕГДА сохранять одинаковое состояние? Если бы это было так, то мы бы и не нуждались в подобных пожеланиях. К сожалению большинства людей, жизненный путь не является гладким и безоблачным, а состоит из чередующихся периодов — стабильных и критических. Во время стабильных мы знаем, что нам делать и как жить, но когда подступает кризис, мы в растерянности и панике.

Тем не менее, кризисы неизбежны и для тех людей, кто к ним готов, и для тех, кто стремится их избежать любой ценой, и для тех, кто ничего о них не знает. Когда вы попадаете в это состояние, которое производит глубочайшие изменения в структуре вашей личности и над которым вы не властны, обычные действия — не обращать внимания, «отвлечься» с помощью алкоголя, наркотиков, азартных игр, работоголизма, любовных интрижек. Однако все это дает передышку лишь на короткий срок.

Родные и друзья в это время — тоже плохие советчики, так как из самых лучших побуждений первые встревожатся, вторые — посоветуют обратиться к психотерапевту. Человек и сам быстро сообразит, что лучше не распространяться о себе, так как в нашем обществе не приветствуются пограничные состояния, нужно быть или хотя бы выглядеть о-кей.

Что делать? Главная трудность заключается в том, что в условиях дефицита информации человек, соприкоснувшийся с совершенно новым для него опытом, оказывается беспомощным и не имеет ориентиров. Более того, он становится маргиналом, так как его попытки получить хоть какие-то ориентиры и ответы на вопрос о своем состоянии в лучшем случае остаются без внимания, а в худшем он оказывается «вне закона» и подвергается насильственной изоляции и лечению.

Почему так? Дело в том, что человеческая природа сопротивляется переменам. Люди хотят видеть мир таким, каким себе представляют, пусть даже при этом что-то в нем и не нравится. По крайней мере, мы знаем, чего от него ожидать. Перемены и нестабильность грозят нарушить привычный ход вещей, особенно если это непознанное не считается с нашим эго. Псевдооптимизм относительно того, что можно самим контролировать и выбирать периоды своей жизни, глубоко проник в нашу культуру. Я и сама обожаю напевать популярную песню: «А я ясные дни оставляю себе, а я хмурые дни возвращаю судьбе…»

Еще одна причина, что тема кризисов мало популярна среди людей, заключается в том, что во время кризиса мы сталкиваемся с околосмертным опытом, а в нашем обществе тема смерти считается неприличной.

Если обратиться за информацией о критических периодах к научной литературе, то и здесь мы найдем очень мало сведений, психология только-только подступается к этой теме.

Если же это средства массовой информации, то здесь все просто безнадежно. СМИ принадлежат мейнстриму[31] и ориентированы на его потребности, то есть призваны поддерживать привычную систему представлений, при которой человек, переживающий кризис, «неудобен», а потому нуждается в коррекции. Я сама лично не раз и не два встречалась с мощным потоком противодействия, едва выходила с этой темой на арену средств массовой информации.

Первый такой опыт — публикация в популярном «глянцевом» журнале на тему кризиса тридцати лет. Когда я, выполняя заказ редактора, написала про закономерности кризиса поздней юности у мужчин, редактор категорически отказался печатать материал в таком виде. Он попросил изменить серьезный стиль на более игривый, интонации этого стиля должны были, вопреки серьезности темы, посылать читателю двойной сигнал типа «нам все нипочем, где наша ни пропадала». Это очень типично для широкого общественного мнения — говорить о смерти и околосмертном опыте шутя. Мне очень хотелось, чтобы статья вышла, потому что я помнила, как тяжело мне самой было переживать свой собственный кризис тридцати, не имея возможности узнать о нем хоть что-то, и поэтому я пошла на то, чтобы переделать стиль. Но редактор снова потребовал изменений: «Вы психолог и должны научить людей, как избежать кризиса, а не пугать их тем, что кризис неизбежен! Иначе для чего нужна психология?»