Пробуждение сердца - [56]

Тяжелое чувство, которое она испытала при взгляде на Эвистоунский замок и аббатство, только усугубилось при виде их обитателей. Старики и мальчишки, которые появились из-за каменных и земляных оборонительных валов, были нечесаны и одеты чуть ли не в лохмотья. Они были похожи скорее на кучку сброда, нежели на крестьян знатного феодала, и, несмотря на приветственные крики, коими они встречали хозяев, не меньше напугали Санчу, чем лесные разбойники с их воплями и искаженными яростью лицами.

Немногочисленные обитатели аббатства, всего семеро монахов, тоже вышли встречать молодого лорда, своего нового главу и, в сущности, настоятеля. Они тоже, как и люди замка, были или стариками, или совсем зелеными юнцами.

Один из братьев, семидесятилетний по меньшей мере старик с косящими глазами и огромным красновато-сизым носом, подошел по чахлой траве, чтобы приветствовать Хью.

– Я брат Малком, – сказал он. Венчик волос вокруг его лысины белел, как снег; на нем была сутана из грубого полотна и сандалии. – Поскольку я старший из братии, – объявил он, – мне поручено говорить от лица всех. Мы с надеждой приветствуем тебя, милорд. Долгие месяцы наше аббатство вкупе с этим поместьем не знало руки хозяина, словно корабль без ветрил. Хвала Господу и всем святым, чьими попечениями ты благополучно достиг наших краев!

Этим приветствием хозяину, можно сказать, и ограничились. Мужчины и мальчишки, прибежавшие с полей при появлении неизвестных и занявшие было оборону за валами, стояли, как и монашеская братия, словно язык проглотив, и настороженно смотрели на прибывших.

Слуги, обитавшие в замке, которых было одиннадцать человек, не считая полдюжины или около того детей, вели себя точно так же – стоически молчали и бросали подозрительные взгляды на приезжих. Женщины были не более разговорчивы, чем мужчины; не отличались от взрослых и дети, которые, смотря по возрасту, или прятались за юбки матерей, или молча стояли рядом с ними.

Эвистоунский замок был стар и убог, с плесенью по углам и тесными сумрачными комнатами. Дородная служанка, неразговорчивая и угрюмая, повела Санчу и Алису по дому.

Новая хозяйка замка подавленно молчала, переходя из комнаты в комнату. Столь жестоким оказалось ее разочарование, что она готова была расплакаться. Никогда Санча не поверила бы, что ей придется жить в таком жалком месте. Последний из крестьян ее отца, думала она с горечью, и тот жил в лучших условиях.

Немногочисленные окна замка, не имевшие стекол, представляли собой просто щели в стенах. Некоторые были закрыты тяжелыми ставнями, другие – лишь занавесями. В комнатах стоял затхлый запах пыли и запустения. Возведенный из камня, замок представлял собой огромный прямоугольник, разделенный, за исключением главного зала, коридорами, куда выходили двери многочисленных комнат.

По широкой деревянной лестнице они поднялись во второй этаж. Окна здесь были шире и все снабжены ставнями, хотя комнаты, кроме гостиной, походили одна на другую, как близнецы. Был еще третий этаж, скорее похожий на чердак и населенный одними мышами и пауками. Жилая часть – унылая гостиная, через которую можно было пройти в господскую спальную, гардеробная с уборной и семь или восемь небольших комнат – наводила тоску своей серостью и однообразием.

Потребовалось несколько часов, чтобы путники хоть как-то устроились на новом месте, которому предстояло стать их домом. Когда вещи Санчи – узлы и обитый железом сундук – втащили по деревянной лестнице наверх, в спальню, они с Алисой принялись наводить там порядок.

Позже они послали слугу за водой, стащили с себя пропитавшиеся дорожной пылью платья и выкупались. Синее платье Алисы было у нее единственным, и ей пришлось надевать ночную рубашку. С какой радостью Санча подарила бы служанке какое-нибудь из своих платьев, но куда там, ни в одно Алиса не смогла влезть.

Что до Хью, то остатка дня ему едва хватило, чтобы сделать намеченное. Он успел пройти с братом Малкомом по аббатству, осмотреть конюшни, сады и взглянуть издали на принадлежавшие теперь ему пашни и леса.

На обратном пути к аббатству старый монах выглядел усталым. Он шел с трудом, задыхался, но непременно желал рассказать молодому человеку, шагавшему рядом, историю бывшего хозяина Эвистоуна.

– Звали его Джон Ламли, – тяжело дыша, говорил старый монах. – Мне говорили, что он был фаворитом короля Ричарда. Но, когда Ричард лишился короны, Джон Ламли лишился не только всех своих земель, но и головы.

Брат Малком остановился, чтобы отдышаться, затем они продолжили путь.

– Насколько я знаю, – сказал он, – Джон Ламли никогда не был в Эвистоуне. Полагаю, он обладал множеством более прибыльных поместий. Я слышал, он жил при дворе. Так что хозяйничал в Эвистоуне его управляющий, низкий человек, неугодный даже Создателю, который простирает свою милость на всех грешников. Когда управляющий узнал о смерти Ламли, то собрал все, что было ценного, и скрылся, никто не знает куда.

Старый монах снова остановился, чтобы перевести дух.

– Вот! – воскликнул он, показывая рукой на монастырское кладбище. – Следуйте за мной, я представлю вам свидетельство его богомерзких дел. – Брат Малком заковылял вперед. – До управляющего дошли легенды, что римских легионеров, похороненных здесь, клали в могилу в золотых шлемах. И посмотрите, что он сделал!