Пробуждение Рафаэля - [20]

— Этот дух — вы?

— Не я! Немая, которая работает уборщицей в герцогском дворце.

— Немая?

Он неохотно добавил:

— В этой долине говорят, что она первая увидела волка много лет назад и с тех пор он следует за ней как тень.

— Не понимаю. Я…

— Никогда не слышали этой присказки? Всякий в этих местах скажет вам прямо: если человек увидит волка прежде, чем волк увидит его, он лишится речи от страха, его поразит немота. — Он метнул на неё взгляд из-под тяжёлых век. — Я лишь повторяю то, что говорят посторонним.

— Таким, как я, вы хотите сказать.

— Всем, — ухмыльнулся он, — даже тем, кто из Карпеньи, до которой отсюда пятнадцать километров, может, и меньше. Народ в этой долине знает, как заставить людей не молоть лишнего, он знает, что немота не порок. Назови дьявола по имени, и выпустишь демонов, которых больше всего боишься.

— Та немая женщина… она… она не принадлежит к одному из старинных родов Сан-Рокко?

— Те, о ком вы говорите, все вымерли, — быстро ответил он. — Никто не знает, почему она пришла сюда. Она малость pazza — малость сумасшедшая.

Следующий вопрос застрял у Шарлотты в горле, когда он, резко крутанув руль, свернул на ещё более узкую дорогу. Она вцепилась в ремённую петлю, свисавшую с потолка машины.

— Сейчас я покажу вам настоящее безумие.

В его голосе чувствовалась злость. Что она сказала такого, что оскорбило его на сей раз?

— Вы хотите срезать покороче к Урбино, синьор Прокопио?

— Можно сказать и так. Срезать, certo.[32]

Его язвительный ответ вызвал в её памяти торчащие в ряд ножи в бетонном дворе его фермы.

— Видно, этой дорогой не пользуются, — нервно сказала она. — Слишком тряская.

— Зато прямая. Немцы всегда строили прямые дороги. Они проложили целую сеть их вдоль этих холмов в сорок четвёртом. Здесь всюду можно найти участки мощёных дорог, построенных немцами, чтобы облегчить продвижение транспорта.

Мысли Шарлотты метались: «Он может завезти меня неведомо куда… и эти его неожиданные смены настроения… Кому известно, где я сейчас, кроме его приятелей-мясников и того ненормального… Места дикие… Но наверняка тут есть другие фермы… хотя дома не попадались уже очень давно». Её возбуждённый внутренний диалог постепенно затих, когда джип поднялся на очередной холм и она увидела вдали огни Урбино и славу города, Facciata dei Torrichini,[33] западный фасад дворца, украшенный стройными остроконечными башнями, на пять этажей возвышающийся над склоном. Залитые серебристым светом, его розовато-лиловые стены на фоне остальных строений замка герцога Монтефельтро, погруженных во тьму цвета индиго, придавали Урбино неземной вид, как на акварелях Артура Рэкхема[34] к книгам сказок. Шарлотта понимала: полагаться на то, что в виду башен Урбино с ней не случится ничего ужасного, так же наивно, как верить в те старые сказки. Тем не менее остатки оптимизма, сохранившиеся в ней после дезертирства Джона, заставляли её верить в это.

Прокопио остановил машину и закурил сигару. Внизу, справа от них, лежала большая, ярко освещённая ферма, и по ударившей в нос Шарлотты вони, которую не спутаешь ни с какой другой, она поняла, что ферма свиная. Она нервно взглянула на человека на соседнем сиденье.

— Полюбуйтесь! — воскликнул он, указывая сигарой. — Посмотрите хорошенько туда!

Вытянув шею, она выглянула из окна машины и увидела копошащуюся массу грязной розовой плоти, которая теснилась в высоких стенах квадратных бетонных загонов.

— Вот ваш современный способ разведения свиней, — сказал он.

Свиньи стояли по брюхо в грязи и так плотно, что ни одна не могла повернуться, только если все вместе. Лишь взгромоздясь одна на другую, животные на дне загонов могли бы увидеть клочок неба. Шарлотта отвернулась.

— Что до меня, то я убиваю в сезон только три-четыре свиньи в день, синьора, а эта фабрика, её забойщики — полторы тысячи в неделю. Они работают сдельно, поэтому для них главное — быстрота, пятнадцать минут на голову: убить током, выпустить кровь, выпотрошить и отправить в холодильную камеру.

— Я понимаю вас, синьор Прокопио. — Голос Шарлотты дрожал. — Ни к чему держать меня здесь дольше.

Не обращая внимания на её протест, он продолжал, подкрепляя каждое своё слово взмахом сигары:

— Откуда я всё это знаю? Я работал здесь, когда начинал как мясник… Дядя Тито устроил меня сюда. Старый добрый Тито. Никогда не позволял забывать, какое огромное одолжение мне сделал…

Он принялся живописать свои первые, страшно неумелые попытки забить животных, и Шарлотта вздрагивала от каждого слова. А они продолжали и продолжали сыпаться на неё, как камни. Пронзительные вопли свиней звучали, не смолкая, всё выше и выше, кровь лилась из многочисленных ран, а Прокопио наносил ножом удар за ударом и никак не мог попасть в артерию.

— Мои верные товарищи по работе не желали прерываться, чтобы помочь мне, не желали потерять в оплате.

Удары ножа, клочья шкуры, напарники, прячущие глаза… И это продолжается, продолжается…

— Опасное место, синьора. Не только для свиней. На прошлой неделе здесь убили человека. После работы, чего ему было делать там в такое время? Говорят, был пьян, но кто знает? Может, работал сверхурочно… может, просто оказался не в том месте не в то время… как вы сегодня.