Проблески золотого детства - [72]

Он также не был выбранным вице-президентом, потому что, чтобы быть выбранным, вам надо хотя бы выставить кандидатуру на выборы. Он был назначен президентом, который был святым коровьим дерьмом, как я уже говорил, и президент хотел, чтобы его работу выполнял образованный человек. Президент был совершенным коровьим дерьмом, и он просидел в своем офисе много лет. Снова и снова его выбирали такие же, как и он сам.

В Индии быть святым коровьим дерьмом это великое дело — вы становитесь Махатмой. Этот президент был почти что Махатмой, таким же фальшивым, как все они, иначе они не были бы махатмами. Почему творческий и интеллигентный человек становится коровьим дерьмом? Почему его вообще должно интересовать поклонение? Я даже не буду упоминать имени этого святого коровьего дерьма; оно грязно. Он назначил Самбху Бабу вице-президентом, и я думаю, что это единственное хорошее дело, которое он сделал за всю свою жизнь. Возможно, он не знал, что лелает - подобные люди не являются сознательными.

В то мгновение, когда Самбху Бабу и я увидели друг друга, что-то произошло: то, что Карл Густав Юнг называет «синхронностью». Я был всего лишь ребенком: и не только это, я был диким. Я был освежен лесом, необразован и невоспитан. У нас не было ничего общего. Он был человеком власти, и люди его очень уважали, не потому что он был коровьим дерьмом, а потому что он был таким сильным человеком, что если вы не уважали его, однажды вы бы пострадали от этого. А у него была очень хорошая память. Каждый по-настоящему боялся его, и поэтому все уважали, а я был просто ребенком.

Между нами явно не было ничего общего. Он был вице-президентом всей деревни, президентом Союза адвокатов, президентом Клуба Ротари, и так далее. Он был также президентом или вице-президентом многих комитетов. Он был везде, и он был хорошо образован. У него была степень по юриспруденции, но он не занимался этим в деревне. Он был поэтом, но пока был жив, никогда не печатал свои стихи. Он также был прекрасным писателем, и случайно, известный постановщик фильмов познакомился с ним и с его рассказами. Сейчас Самбху Бабу мертв, но был снят фильм на основе его историй. Джанси ки рани — «Королева Джанси». Он завоевал много наград, и национальных, и международных. Но его больше нет. Там он был моим единственным другом.

Раз было решено, что я буду жить там… это было рассчитано только на семь лет, но на самом деле, я прожил там одиннадцать лет. Возможно, они говорили только о семи годах, чтобы убедить меня остаться там; возможно, это был их замысел с самого начала.

В те дни в Индии структура образования начиналась с четырех лет начального образования, которое было отделено от школы и подчинялось местным властям. Затем, образование продолжалось еще три года. Таким образом, после семи лет вы могли получить сертификат об образовании.

Возможно, таким было их намерение, и они мне не лгали. Но был также и другой способ, и вот, что на самом деле произошло. Через четыре года вы могли продолжить учиться в том же направлении или могли его изменить: пойти в среднюю школу. Если вы продолжали учиться в том же направлении, вы никогда бы не выучили английский. Начальное образование заканчивалось через семь лет, и вы получали полное образование только на местном языке - а в Индии существует тридцать признанных языков. Но после четвертого года вы могли все изменить. Вы могли пойти в английскую школу; вы могли пойти в среднюю, как она тогда называлась, школу.

Снова это был курс, рассчитанный на четыре года, и если вы продолжали учиться, через три года вы принимались в высшее учебное заведение. Боже мой! Какая потеря жизни! Все эти прекрасные дни были так безжалостно потеряны, разрушены! А к тому времени, когда вы достигали Зрелости, вы могли поступить в университет. Снова это был шестилетний курс! В общем, я должен был потерять четыре года в начальной школе, четыре года в средней школе, три года в высшей школе и шесть лет в университете - семнадцать лет моей жизни!

Я думаю, что если бы в этом был смысл, единственное слово, которое приходит мне в голову, это «ерунда». Семнадцать лет! А мне было восемь или девять лет, когда я начал заниматься всей этой ерундой, поэтому в тот день, когда я покинул университет, мне было двадцать шесть лет, и я был так счастлив — не потому что я был золотым медалистом, а потому что я наконец был свободен. Снова свободен.

Я так спешил, что сказал своему профессору: «Не теряйте моего времени. Никто не сможет убедить меня снова войти в эти ворота. Даже когда мне было девять лет, моему отцу пришлось втащить меня, но теперь никто не сможет втащить меня. Если кто-то попытается, то я вытащу его наружу». И, конечно, я мог вытащить бедного старика, который пытался убедить меня не уходить.

Он сказал мне: «Послушай меня: очень редко можно получить стипендию для тех, кто претендует на звание доктора философии. Стань доктором философии, и я обещаю, однажды ты сможешь получить доктора литературы».

Я сказал: «Не теряйте моего времени, потому что мой автобус отходит». Автобус стоял там, в воротах. Мне надо было спешить, чтобы успеть на него, и мне жаль, что я не смог даже поблагодарить его. У меня не было времени - автобус отходил, мой багаж уже был внутри, а водитель — как все водители гудел, как сумасшедший. Я был единственным пассажиром, еще не севшим в автобус, а мой старый профессор чуть ли не на коленях умолял меня остаться.