Проблеск истины - [64]

Шрифт
Интервал

— Ну ладно, извини. Я, наверное, утром впотьмах сунул в карман по ошибке.

— По ошибке? Ты ведь у нас никогда не ошибаешься. И вообще, чем в поту мариновать, лучше бы его по назначению применил. Выучил бы язык. А то читаешь одни французские романы. Как будто мы не знаем, что ты умеешь читать по-французски. Стоило ли приезжать в Африку, чтобы читать французские романы?

— Может, и стоило. У меня раньше никогда не было полного собрания сочинений Сименона, и продавщица в книжном магазине в фойе «Ритца» очень помогла: оформила заказ, отправила коробки.

— А потом ты все оставил в Танганьике у Патрика, кроме нескольких книг. Думаешь, он их будет читать?

— Не знаю. Патрик загадочная личность, почти как я. Может, будет, а может, и нет. Но у него есть сосед, который женат на француженке. Ей точно пригодится. Хотя я уверен, Патрик сам будет читать.

— Скажи, ты французский изучал по-настоящему? С грамматикой, со всеми делами, чтобы говорить без ошибок?

— Нет.

— Ты безнадежен.

Джи-Си хмуро посмотрел на меня.

— Неправда, — сказал я. — Меня можно будет назвать безнадежным, когда я перестану надеяться. Вы это сразу заметите, не сомневайтесь.

— А на что ты надеешься? На свою интеллектуальную неряшливость? На книги, что воруешь у людей? На левые домыслы о том, куда побежит лев?

— Не люблю паразитных аллитераций: лев, левые… Просто скажи: домыслы.

Засыпаю с молитвой: о Боже мой.
Проспрягай «засыпаю» с моей женой.
И с любовью сладостной, неземной.
Проспрягай с цепочкой дней и ночей,
И с огнем — настоящим, не от свечей,
И с вершиной, светом моих очей.
В ожерелье веток могучий тис,
В снежной пудре отсвет костра погас.
Проспрягай со снегом хотя бы раз.
Почему вершина то далека,
То близка? И как проспрягать «люблю»
С кукурузой, что дарит твоя рука?

Мне, конечно, не стоило затевать литературный спор, особенно с теми, кто недавно читал Вергилия, но тут настало время обеда, этого великого примирителя разногласий, и все, кому посчастливилось насладиться великолепным меню, чувствовали себя не хуже, чем средневековые нарушители закона под сводами церквей, то есть в абсолютной безопасности, хотя я не очень-то верю в надежность церквей как убежищ. Умиротворенные, мы убрали посуду, и Мэри отправилась вздремнуть. А я пошел на нгому.

Это была вполне обычная нгома, только общая атмосфера отличалась редким миролюбием, да молодые егеря, танцуя, лезли из кожи вон; каждый был в шортах и с четырьмя страусиными перьями в волосах, по крайней мере в начале. Два пера были белыми, а два выкрашены в розовый цвет. Крепились они при помощи хитроумных приспособлений: кожаных ремешков, шпилек и проволочек. К щиколоткам егеря привязали колокольчики. Хореография танца подчинялась строжайшей дисциплине: ритм держали три барабана, им подыгрывали на пустых жестянках и старых бензобаках. По крайней мере три танца были всем известной классикой, остальные — полной или частичной импровизацией. Женщины и дети держались в стороне: их очередь не подошла. Они тоже пританцовывали, но с егерями пока не смешивались; по их движениям можно было заключить, что у себя в Шамбе они практиковали более жесткие и откровенные нгомы.

Мэри подошла с фотоаппаратом и принялась снимать на цветную пленку. Ее все поздравляли, пожимали ей руку.

Егеря показывали чудеса ловкости. Один трюк заключался в том, чтобы пройтись колесом над монеткой, наполовину утопленной в песок, и в верхней точке, когда ноги торчат вертикально, опуститься на руках, схватить монетку зубами и снова оказаться на ногах — без паузы, одним плавным движением. Дендже, самый спортивный из егерей, замечательный добряк и душка, проделывал этот трюк безукоризненно.

Я большей частью сидел в тени и подыгрывал на пустом бензобаке, отбивая ритм основанием ладони. Рядом со мной присел на корточки Стукач в неизменной шали и войлочной шляпе.

— Почему грустишь, брат? — спросил он.

— С чего ты взял?

— Все знают, что ты грустишь. Надо радоваться. Посмотри на свою невесту. Сегодня она королева нгомы.

— Убери руку с барабана. Заглушаешь.

— Ты барабанишь очень хорошо, брат.

— Черта с два. Вообще не умею барабанить. Попадаю в ритм, и то спасибо. А ты почему грустишь?

— Бвана старший егерь говорил со мной грубо и прогнал прочь. После всего, что я сделал, он назвал меня бездельником и собирается послать в места, где меня очень запросто могут убить.

— Убить могут везде.

— Да, но здесь я умру с пользой для тебя, а значит, не напрасно.

Танец между тем набирал обороты. Мне нравилось и не нравилось наблюдать за Деббой; похожие ощущения, наверное, испытывает каждый, кому показывают такого рода балет. Я знал, что Дебба танцует для меня: она была совсем близко и двигалась в такт моим ударам по бензобаку.

— Очень красивая девушка, — сказал Стукач. — Настоящая королева нгомы.

Я доиграл танец, а потом поднялся, отыскал Нгуили, надевшего по случаю зеленый халат, и распорядился, чтобы девушек обнесли кока-колой.

— Зайдем ко мне в палатку, — сказал я Стукачу. — Ты ведь нездоров?

— Я болен, брат, очень болен. У меня лихорадка. Можешь измерить температуру.

— Я дам тебе атабрина.

Мэри все еще снимала, и девушки позировали, расправив плечи и выпятив груди под шарфами, похожими на скатерти. Мтука командовал, сбивая их в фотогеничную группу. Было ясно, что он ищет выигрышную позицию для Деббы. Наблюдая за ними, я отмечал, что Дебба рядом с Мэри держится скромно, потупив глаза и распрямив спину; не было и следа той заносчивости, какую она выказывала наедине со мной; перед Мэри она стояла, как солдат по стойке «смирно».


Еще от автора Эрнест Миллер Хемингуэй
Прощай, оружие!

После окончания учебы в 1917 г. Хемингуэй хотел вступить в армию, чтобы участвовать в первой мировой войне, однако из-за травмы глаза призван не был и вместо этого в 1917–1918 гг. работал корреспондентом в канзасской газете «Star». Шесть месяцев спустя он уезжает добровольцем в воюющую Европу и становится шофером американского отряда Красного Креста на итало-австрийском фронте, где в июле 1918 г. получает серьезное ранение в ногу, несмотря на которое сумел доставить раненого итальянского солдата в безопасное место.


Старик и море

Повесть Э.Хемингуэя "Старик и море", за которую автор получил в 1954 году Нобелевскую премию, уже давно стала современной классикой. История рыбака Сантьяго — это история нелегкого пути человека на земле, каждый день ведущего борьбу за жизнь и вместе с тем стремящегося сосуществовать в гармонии и согласии с миром, осознающего себя не одиночкой, как было в предыдущих произведениях писателя, а частицей огромного и прекрасного мира.


Райский сад

«Райский сад» (англ. The Garden of Eden) — второй посмертно выпущенный роман Эрнеста Хемингуэя, опубликованный в 1986 году. Начав в 1946 году, Хемингуэй работал над рукописью в течение следующих 15 лет. За это время он также написал «Старик и море», «Опасное лето», «Праздник, который всегда с тобой» и «Острова в океане».


Зеленые холмы Африки

Творчество Эрнеста Хемингуэя (1899–1961) входит в золотой фонд мировой литературы. Человек огромного таланта, величайшей силы воли, доброты и гуманизма, он оставил глубочайший след в истории культуры.Во второй том Собрания сочинений включены романы «Прощай, оружие!», «Иметь и не иметь», книга рассказов «Зеленые холмы Африки» и рассказы разных лет.Ernest Hemingway. Green Hills of Africa. 1935.Перевод с английского Наталии Волжиной и Виктора Хинкиса.Эрнест Хемингуэй. Собрание сочинений в пяти томах. Том 2. Издательства «Терра-Книжный клуб».


Кошка под дождем

"В наше время" - сборник рассказов Эрнеста Хемингуэя. Каждая глава включает краткий эпизод, который, в некотором роде, относится к следующему   рассказу. Сборник был опубликован в 1925 году и ознаменовал американский дебют Хемингуэя.


По ком звонит колокол

«По ком звонит колокол» — один из лучших романов Хемингуэя. Полная трагизма история молодого американца, приехавшего в Испанию, охваченную гражданской войной.Блистательная и печальная книга о войне и любви, истинном мужестве и самопожертвовании, нравственном долге и непреходящей ценности человеческой жизни.


Рекомендуем почитать

Мэйхью

Автор никогда не встречал более интересного человека, чем Мэйхью. Преуспевающий адвокат из Детройта в зените карьеры решил резко изменить свою жизнь и не отказался от своего решения…


Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.


Рождение ньюйоркца

«Горящий светильник» (1907) — один из лучших авторских сборников знаменитого американского писателя О. Генри (1862-1910), в котором с большим мастерством и теплом выписаны образы простых жителей Нью-Йорка — клерков, продавцов,  безработных, домохозяек, бродяг… Огромный город пытается подмять их под себя, подчинить строгим законам, убить в них искреннюю любовь и внушить, что в жизни лишь деньги играют роль. И герои сборника, каждый по-своему, пытаются противостоять этому и остаться самим собой. Рассказ впервые опубликован в 1905 г.


Из «Записок Желтоплюша»

Желтоплюш, пронырливый, циничный и хитрый лакей, который служит у сына знатного аристократа. Прекрасно понимая, что хозяин его прожженный мошенник, бретер и ловелас, для которого не существует ни дружбы, ни любви, ни чести, — ничего, кроме денег, презирает его и смеется над ним, однако восхищается проделками хозяина, не забывая при этом получить от них свою выгоду.


Чудесные занятия

Хулио Кортасар (1914–1984) – классик не только аргентинской, но и мировой литературы XX столетия. В настоящий сборник вошли избранные рассказы писателя, созданные им более чем за тридцать лет. Большинство переводов публикуется впервые, в том числе и перевод пьесы «Цари».