Проблема с Джейн - [17]
— Вы очень напряжены. Дышите глубже.
Джейн попыталась дышать спокойнее, но ее тело все еще было напряжено.
— Дышите.
Джейн открыла рот. Охваченная паникой, она задыхалась. Врач протянула ей руку, и она судорожно в нее вцепилась. Ее лицо стало пунцовым, по телу пробежала судорога. Джейн закричала. Наконец ее дыхание стало ровным.
— Дать вам успокоительное?
— Нет, не надо. Извините, не представляю, что на меня нашло, ведь мазок у меня брали по крайней мере раз двадцать, просто смешно!
— Не волнуйтесь. Лежите до тех пор, пока не почувствуете себя лучше.
Через десять минут Джейн вышла из бетонного здания — единственной современной постройки на Грин-авеню[6], оправдывающей в это октябрьское утро свое название благодаря ухоженным газонам по обеим сторонам дороги и изобилию зеленой, едва тронутой желтизной листвы на деревьях, отбрасывающих тень на роскошные дома с колоннадами. Студенты в майках или рубашках с закатанными рукавами спешили в аудитории. Птицы устроили настоящий концерт. Джейн не сразу заметила, как белка, выбежав ей навстречу, встала на задние лапки и, боязливо поведя по сторонам маленькими круглыми глазками, в три прыжка вновь взобралась на дерево.
Вчера после звонка медсестры, сообщившей ей, что тест на беременность оказался положительным, Джейн радостно вскрикнула. Невероятно: ведь она принимала противозачаточные пилюли! Но в ту ночь, три недели назад, она вдруг ощутила что-то настолько странное и настолько сильное, словно внутри все распахнулось, и это это вызвало у нее слезы. Он тотчас приостановился. «Я делаю тебе больно?» — «Нет, что ты!» Именно в тот момент она и зачала. Никаких сомнений. В первую ночь.
Вчера, после пяти минут неземного счастья, она резко спустилась с облаков на землю. Жизнь одновременно преподносила и забирала у нее то (Джейн поняла это в течение этих пяти минут), чего она желала больше всего на свете.
Джейн набрала номер из одиннадцати цифр. После своего отъезда он звонил ей дважды. Она звонила ему впервые. В Германии было десять часов вечера. Он снял трубку.
— Алло?
— Это Джейн.
— Джейн! Как я рад! Я лежал в постели, и вдруг ты звонишь. Мне это не снится?
Почему он так удивлен? Джейн думала о нем двадцать четыре часа в сутки — как только звонил телефон, она надеялась, что это он.
— Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Что?
— Я беременна.
Наступило молчание.
— Ты уверена?
— Я сделала анализ крови.
— Но ведь ты говорила, что принимаешь пилюли.
— Ну и что, иногда не срабатывает.
Снова наступило молчание, продлившееся несколько секунд.
— Жаль, что не могу сейчас быть с тобой. — И он добавил более уверенным голосом: — Конечно же, я возьму на себя те расходы, которые тебе не возместят. Это можно сделать в Медицинском центре университета?
«Это». Вполне приличное слово, чтобы не называть вещи своими именами.
— Не знаю.
— Который у вас сейчас час? Пять минут пятого? Послушай, позвони своему врачу, а я перезвоню тебе чуть попозже — у меня встреча с одним человеком.
Выйдя из дому и добежав до городского кинотеатра, она протянула кассиру десять долларов.
— На какой фильм? Все уже начались.
— На любой.
Вернувшись домой, она не обнаружила на своем автоответчике никакого сообщения. Может, он и звонил, но не нашел, что сказать.
Все это было прошлой ночью.
Джейн стояла перед своим домом. Медленно поднявшись по ступенькам, открыла дверь. Пять минут одиннадцатого. У нее был в запасе еще час, чтобы подготовиться к лекции. Сев за письменный стол в своей комнате, она открыла «Адольфа». Слезы брызнули у нее из глаз.
Занятия она начала с того, что попросила студентов кратко повторить то, о чем говорилось на предыдущей лекции. Самый серьезный студент, полный юноша в очках с очень толстыми стеклами, который, читая, обычно чуть не лежал на столе, поднял руку.
— La mort[7], — произнес он по-французски с очень сильным американским акцентом, — является источником мучений в «Адольфе».
Джейн слушала рассеянно, устремив взор к голубому небу.
— Герой не знает, как сказать Элеоноре…
Она машинально исправила:
— Эленоре.
Все студенты добавляли это «о». Стив покачал головой, как бы извиняясь.
— …Эленоре, что la mort, которую он к ней испытывает, умерла. Но он…
Джейн нахмурила брови.
— L'amour[8], — сказала она, делая ударение на последнем слоге, — а не la mort: если ты произносишь «ля мор», то получается смерть. А между любовью и смертью все-таки есть разница.
Студенты громко засмеялись.
— У, о, — подхватила Джейн. — Повторяй за мной: у.
— У.
— О.
— О.
— Ля мур.
— Ля мор.
— Ля мур! Ты что, не слышишь? Ля мур!
— Ля мор.
— Ты все равно произносишь «ля мор». Стив, тебе нужно пойти в зал для прослушивания. Из-за тебя мы теряем время.
Парень опустил глаза. Двенадцать студентов враждебно смотрели на Джейн. Из-за того, что «ля мур» и «ля мор» звучат почти одинаково во французском языке, она не имеет права издеваться над их самым прилежным товарищем. Сильно покраснев, он, казалось, готов был вот-вот расплакаться. Но тут неожиданно для всех разрыдалась Джейн.
Студенты еще больше удивились. Невиданное дело — преподаватель, плачущий во время занятий.
— Вы в порядке, мисс Кук? — спросила одна из студенток.
«Исповедь скряги» — роман, написанный «от первого лица», в котором автор безжалостно и бесстрастно препарирует один из широко распространенных пороков — жадность. Почему? «Потому что главная проблема нашего общества это не секс, а деньги. То, о чем не говорят. Скупость». С поразительной откровенностью, юмором и цинизмом автор вытряхивает содержимое своего «черного ящика», показывая свою жизнь через призму отношения к деньгам: с детства начала воровать, по полной программе «раскручивала» друзей и любовников и, даже преуспев в жизни и имея достаточно средств, экономила на всем и вся…Книга написана смешно и страшно, динамично и, конечно же, скупо — с лаконизмом, достойным восхищения.
Лори Хартнелл, главная героиня романа, приезжает на экзотические Талькакские острова, затерянные в Индийском океане, чтобы получить благословение брата на предстоящую свадьбу. Однако там она знакомится с Джилом Мастерсоном, который почему-то всячески препятствует ее встрече с братом. Возненавидев Мастерсона в первую минуту, Лори не могла и предположить, что Джил Мастерсон вытеснит из ее сердца человека, за которого она собиралась замуж…
Семье журналиста Питера Хэллоуэя грозит разорение. Чтобы спасти положение, его жена Гарриет принимает весьма неординарное решение.
Ее зовут Миллисент, Милли или просто Мотылек. Это светлая, воздушная и такая наивная девушка, что окружающие считают ее немного сумасшедшей. Милли родилась в богатой семье, но ее «благородные» родители всю жизнь лгут и изменяют друг другу. А когда становится известно, что Милли — дитя тайного греха своей матери, девушка превращается в бельмо на глазу высшего света, готового упрятать ее в дом для умалишенных и даже убить. Спасителем оказывается тот, кого чопорные леди и джентльмены не привыкли пускать даже на порог гостиной…
Вы пробовали изменить свою жизнь? И не просто изменить, а развернуть на сто восемьдесят градусов! И что? У вас получилось?А вот у героини романа «Танцы. До. Упаду» это вышло легко и непринужденно.И если еще в августе Ядя рыдала, оплакивая одновременную потерю жениха и работы, а в сентябре из-за пагубного пристрастия к всемерно любимому коктейлю «Бешеный пес» едва не стала пациенткой клиники, где лечат от алкогольной зависимости, то уже в октябре, отрываясь на танцполе популярнейшего телевизионного шоу, она поняла, что с ее мрачным прошлым покончено.
Жизнь Кэрли Харгроув мало отличается от жизни сотен других женщин: трое детей, уютный домик, муж, который любит пропустить рюмочку-другую… Глубоко в сердце хранит она воспоминания о прошлом, не зная, что вскоре им предстоит всплыть — после шестнадцатилетнего отсутствия в ее жизнь возвращается Дэвид Монтгомери, ее первая любовь…
Кто сейчас не рвётся в Москву? Перспективы, деньги, связи! Агата же, наплевав на условности, сбегает из Москвы в Питер. Разрушены отношения с женихом, поставлен крест на безоблачном будущем и беззаботной жизни. И нужно начинать всё с нуля в Питере. Что делать, когда опускаются руки? Главное – не оставлять попыток найти своё истинное место под солнцем! И, может быть, именно тогда удача сложит все кусочки калейдоскопа в радостную картину.
Блестящая ироничная пародия на современное искусство, в которой сочетаются и легкий детектив, и романтичная любовная история, и эксцентричная философская притча о красоте, свободе и морально-этических нормах в творчестве.Считая себя некрасивым, а потому несчастным, молодой человек решает покончить жизнь самоубийством. Но в решающий момент ему на пути встречается художник, страдающий манией величия. Он предлагает юноше купить его тело и душу, чтобы сделать из него живую скульптуру, что принесет им обоим всемирную известность.
В безмятежной деревушке на берегу дикого острова разгораются смертельные страсти. Прекрасный новый мост, связавший островок с материком, привлек сюда и многочисленных охотников за недвижимостью, желающих превратить этот девственный уголок природы в туристический рай. Но местные владельцы вилл и земельных участков сопротивляются. И вот один из них обезглавлен, второй умирает от укуса змеи, третья кончает жизнь самоубийством, четвертый… Это уже не тихий остров, а настоящее кладбище! Чья же невидимая рука ткет паутину и управляет чужими судьбами?Две женщины, ненавидящие друг друга, ведут местную хронику.
Данвер, молодой судья, едет по поручению короля Франции в одну из провинций, чтобы проверить поступающие сообщения о чрезмерном рвении своих собратьев по профессии в процессах, связанных с колдовством. Множащиеся костры по всей Франции и растущее недовольство подданных обеспокоили Королевский двор. Так молодой судья поселяется в Миранже, небольшом городке, полном тайн, где самоуправствует председатель суда де Ла Барелль. Данвер присутствует на процессах и на допросах и неожиданно для себя влюбляется в одну необычную, красивую женщину, обвиняемую в убийстве своего мужа и колдовстве.Элизабет Мотш пишет не просто исторический роман.
Роман «Битва» посвящен одному из знаменательных эпизодов наполеоновского периода в истории Франции. В нем, как и в романах «Шел снег», «Отсутствующий», «Кот в сапогах», Патрик Рамбо создает образ второстепенного персонажа — солдата, офицера наполеоновской армии, среднего француза, который позволяет ему ярче и сочнее выписать портрет Наполеона и его окружения.