Проблема русско-украинских отношений в свете истории - [4]
А Украина? Можно ли ее, в данном отношении, сопоставить с Польшей? Я напомню только об одном. Известно, как отрицательно украинизаторы относятся к идее волеизъявления украинского народа, будь это плебисцит по общему вопросу о национально-государственном самоопределении Украины, или же в той или иной форме выраженное массовое волеизъявление по вопросу, напр., о школьном языке. Украинизаторы не скрывают, что в ряде местностей, считающихся "украинскими", население, если бы ему было предоставлено на выбор решение — какой язык ввести в школе, высказалось бы не за украинский, а за русский, "российский". Они указывают, что вековое политическое и культурное господство "Москвы" убило в украинском народе сознание своей особности и волю к национальному самоопределению. Те из сынов этого народа, которые это сознание и эту волю имеют, обязаны принудить свой народ национально возродиться. Нельзя спрашивать украинцев, какой школы они хотят. Надобно дать им ту школу, которой они сами бы пожелали, если бы они помнили о своем украинстве. Никто не имеет права на самоубийство, ни единичная личность, ни народ. Это рассуждение родственно тому, которым церковь в свое время оправдывала преследования еретиков. Никто не имеет права губить свою душу. Кто не хочет спастись, тот должен быть принужден к этому насилием. "Compelle intrare" — "принуди внити"!
Я не буду входить в оценку этого мнения и только напомню, что, по отношению к отдельным личностям, от приложения принципа "compelle intrare" и церковь уже отказалась. Что касается украинского вопроса, укажу, что в данном случае речь идет не о недопущении самоубийства, а о чем-то другом. Нельзя говорить о самоубийстве применительно к личности, которой уже нет в живых. Речь, стало быть, идет не об оберегании национального бытия украинского народа, а о восстановлении этого бытия, о подлинном воскрешении из мертвых. Отдают ли они себе в этом отчет или нет, — именно это имеют в виду украинизаторы. Они желают — по крайней мере, поскольку дело касается русской Малороссии — создать новый народ, новую нацию, по образу нации, некогда существовавшей или нет, — это особый вопрос, и я уже объяснил, почему я считаю его второстепеным, — но во всяком случае ныне не существующей. Петлюра и Скоропадский делали не то же самое, что сделал Пилсудский. Это надо уяснить себе как следует и, уяснив, признать.
Я знаю, что мне на это ответят: нельзя отрицать наличность национального существования народа на том только основании, что народ сам этого существования не сознает. Украинская национальность никогда не переставала быть, и доказательством этого служит то, что украинский народ, даже если он хочет школы русской, говорит все же нс на русском, т. е. общерусском литературном языке, а на своем собственном, украинском. Украинская нация существует "виртуально", существует в "потенции'", в возможности. И эту возможность надо проявить, надо освободить силы, в народе дремлющие, надо пробудить народ от его спячки.
Я далек от того, чтобы считать это убеждение несерьезным. Напротив, я думаю, что в нем много правды. Проблема украинского возрождения вовсе не какой-либо вздорный вымысел политиканов и праздномыслящих романтиков. Ей нельзя отказать в жизненности, и отмахнуться от нес было бы преступно и глупо. Но ее надо правильно поставить. И прежде всего надлежит указать, что только что приведенное рассуждение грешит в одном весьма важном отношении: оно основано на смешении понятий признака наличия национальности и условия возникновения национальной жизни.
Мы здесь подошли к самому центру проблемы, к вопросу о том, как вообще возникают национальные individua, в чем состоит сложнейший и таинственный процесс формирования национальной "души", национальной личности. На этом вопросе должно остановиться и рассмотреть его со всяческим вниманием.
Как общее правило, существенным и наиболее очевидным признаком нации является язык. И то, что есть нации, пользующиеся двумя или более языками, этому не противоречит. Такое положение вещей ни один народ не считает нормальным. Исключение составляют разве одни лишь швейцарцы. Но случай Швейцарии — совершенно особый, и притом есть теоретики, которые затрудняются признать швейцарцев однородной национальностью. В Бельгии два национальных языка находятся между собой в борьбе. Сионисты воссоздают для житейского обихода палестинских евреев древнееврейский язык, а индусы-националисты стараются оживить "мертвый" язык священных книг Индии. Громадное большинство исторически сложившихся наций одноязычно. Единство языка заставляет народы, политически и пространственно разобщенные, тяготеть друг к другу. Но постоянство связи языка и нации обусловливает собою то, что мы склонны отожествлять языковое единство с национальным. Раз дан налицо языковой коллектив, мы считаем, что перед нами — национальность. Но это — логический скачок. Из того, что национальное единство предполагает единство языка, по крайней мере — к нему стремится, еще не следует, что единство языка уже предполагает единство национальное. Надо к тому же — я уже говорил об этом — принять во внимание неясность и условность самого термина
