Проблема №1, или Тринадцать уколов - [17]

— Но они же, Борис, принесли вам столько пользы. Четыреста «штук» в подарок получить — от нашего стола вашему! Неблагодарный вы. Остается вам только повторить слова одного истинного европейца: «Благодарность — собачье чувство». А не боитесь, что потом стыдно будет?.. Я же могу спасти вас от неизбывного стыда. Надо только уплатить за три лишние ампулы двести тысяч. Мне по силам было просто изъять эту наличность у вас, например, возле Любашиного дома, но я ведь стремлюсь к идеалу.

— Хороший у вас идеал, полезный — половина собранной чужими руками суммы!

— Именно что половина, именно что моими руками. Я реализую свое право на вознаграждение. Акционер требует свою долю прибыли.

Половину хочет взять, гад. И дело мое издательское порушить, и превратить меня в соучастника. Надо бы потянуть время.

— Вы лучше, доктор, скажите, как узнавали обстоятельства моих поездок к "денежным мешкам"? В первый раз вы позвонили и случайно для себя услышали мое ценное бормотание? Угадал ведь я. А во второй и третий раз?

— Точно так же. Звонил в нужный момент. Вы, прежде чем сделать инъекцию, задергивали шторы — я же всё видел, не сходя с кресла. Ваши мозги были так чудесно расторможены благодаря сцеволину. Вы были по-настоящему раскрепощенной личностью… Кстати, чтобы помочь вам разобраться с Любой, я унизился до заурядной слежки — хотелось оградить вас от превратностей судьбы. Ладно, давайте делиться. Ведь я сейчас проявляю лучшие гражданские свойства: стремление к справедливости.

— Прямо наоборот, сметаете чужие накопления, как гайдар какой-то… Значит так, делиться я с вами не буду и соответственно не тороплюсь стать соучастником мокрых дел. Но даю вам возможность унести ноги, доносительство не относится к числу моих хобби.

— Вы, Борис, действительно полноценный соучастник. Разве вы не желали скорой кончины всем четверым свежеупокоившимся особам? Так что мой лавровый венец вполне делится пополам.

— Даже если так, то желания уголовно ненаказуемы, господин Лапеко.

Не имея разумных доводов, доктор стал выступать в роли духовной оппозиции.

— Но желания — уже грех. Я, как добрый волшебник, материализовал ваш грех — искупайте на здоровье… Ага, мы не способны к нравственному очищению. У нас только страх и ужас за третьесортную писательскую карьерку. Неужели нам неведомо, что Толстого с Булгаковым мы не будем напоминать даже в темное время суток? Хотя первый гений уже никому не интересен, а второго лет через десять станут любить только авторы учебников. Мы же выскользнем из памяти читателя, как только перестанем раздражать его зрительные рецепторы… Да, похоже, вы все-таки очень жадный приземленный тип, Лямин.

— А вы очень утонченный. Особенно, когда ножом под ребрами ковыряете, — огрызнулся я.

— Тогда поговорим на земном языке, но без всяких грубостей. — Доктор достал из кармана пистолет системы Макарова, тот, который сейчас можно приобрести на любом углу за сорок «штук». Затем, посвистывая, навинтил глушак на ствол.

— Сами понимаете, пациент, что ваш уход с игрового поля будет классически чистым. Ведь вашими денежками, по идее, может заинтересоваться любой попутчик, в том числе и щекастый дедуля из Бологого, который собрался купить себе мотоцикл с коляской и хрюшку. Так, последний раз спрашиваю, будем делиться?

— Не будем, — рьяно возразил я. Ответ на уровне «всех не перекусаешь».

— Ну, ты сам этого хотел. Топай в тамбур, — распорядился «добрый» доктор.

И вот я, оставив чемоданчик с денежками в купе, марширую под конвоем в тамбур. Крик о спасении, шаг влево, шаг вправо считаются побегом — будет стрелять без предупреждения. Впрочем, доктор выстрелит в любом случае.

Мы уже в тамбуре. Доктор открывает дверь, из мрака вваливается грохот колес и давай швырять во все стороны мои нейроны-электроны. Сейчас я отправлюсь ему навстречу — живьем или postmortum?

— Прошу пана, — наведенный на меня черный глазок пистолета качнулся в сторону выхода.

Голова опустела и зазвенела, как цинковое ведро. Я сделал шаг вперед. Боковым зрением видел только плечо доктора, а спина уже чувствовала дырку от пули где-то в районе пятого позвонка. И тут…

…У рельсов есть стыки. Если насыпь устроена плохо, стыки расходятся и вагон сильно бросает, когда колеса накатываются на них. Если одновременно происходит изменение скорости, то трясет весьма чувствительно.

…Вагон сильно тряхнуло. Будущая дырка сместилась в район правого бока. А я упал, как срезанный, на левый бок и, крутанувшись на спину, ботинком впаял ровно в пистолет, который наводился в это непрелестное мгновение на мою грудную клетку. Доктор замахал руками, как дирижер, пытаясь поймать вылетевшую машинку для убийства. И он ее словил, что ему, однако, лишь повредило. Пока господин Лапеко занимался ловлей, я повернулся на правый бок. Одна моя нога оказалась у оппонента за коленками и я, резко повернувшись в обратную сторону, придал ему вращательный момент. Доктор Катаболит усвистал ровно в открытую дверь тамбура.

Я встал на полусогнутые, прикрыл дверь и отправился в купе, стараясь ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Сел на нижнюю полку, задышал, пытаясь выпустить пар, и тут понял — чемоданчика с деньгами нет. Лежал под подушкой, а сейчас его нет! Но доктор шел со мной и вылетел вон без чемоданчика. Или?.. Напряженка рывками вгрызалась в меня. Я пару раз двинул головой об стол — не помогло. Столько изведано и все зря. Меня крутило и бросало по купе, вспыхивали и гасли полузадушенные вопли. Снующие руки наткнулись на ампулу, дрожащие пальца нащупали шприц и всадили его в первый подходящий кусок тела.